Василий Ян - Нашествие монголов (трилогия)

– Постой, Феодор! Возьми с собой мое заветное жемчужное ожерелье из Царьграда. Может быть, ты сумеешь им ублажить татарскую царицу, а она успокоит своего яростного мужа. Да еще возьми с собой мое благословение… – Она сняла с шеи золотой круглый образок на серебряной цепочке. Феодор скинул колпак; он наклонил к молодой жене голову с прямым пробором и расчесанными на две стороны русыми волосами. Она надела ему на шею иконку. Феодор поцеловал в последний раз Евпраксию в лоб, резко повернулся и, стуча подковками красных сапог, сбежал с крыльца к нетерпеливо перебиравшему ногами коню.

Евпраксия забилась в крике и плаче на руках старой княгини, а князь Феодор, сдерживая сильного коня, направился, не оглядываясь, через засыпанную снегом площадь. Хмурый, со сдвинутыми бровями, вглядывался он в сизую туманную даль. С площади и с крепостных валов видна далеко на десятки верст снежная равнина, по ней кое-где чернели небольшие рощицы. Низкие серые тучи медленно плыли над пустынными полями. Слышался унылый свист ветра и хриплое карканье и гомон галок и ворон, стаями летавших над широким шляхом, уходившим в Дикое поле.

Рязанское посольство ехало в лагерь Батыя четыре дня. По пути встречались русские сторожевые заставы.

Хотя князь Феодор вез с собой шатер, но поставил его только на четвертый день, когда вдали показались татарские посты. Спал Феодор на земле, у костра, подостлав бараний тулуп, кормился, как и другие; всю ночь держал охрану: от татар можно было ожидать всякого предательства.

На последней русской заставе ему рассказали о молодом воине, который сразил рогатиной татарина, был захвачен в плен, ночью перехитрил татарских сторожей и на отличном коне прискакал обратно.

Князь Феодор потребовал его привести, спросил имя, кто отец и с какого он погоста. Похвалил его и приказал выдать ему в награду пару новых кожаных сапог.

– Ай да Торопка-расторопка! – сказал он. – Порадовал ты меня! Коли придется воевать, у нас найдется еще немало таких удальцов. Не удастся косоглазым нас задавить!..

Пишет Хаджи Рахим: «Да сохранит скитальца небо от новых напастей, которые надвигаются отовсюду, как черные тучи перед ураганом!»

Бату-хан остановился большим лагерем на реке Воронеже, среди дубовой рощи. Даже зимой в богатой травою степи привольно татарским коням. Разгребая копытами снег, неприхотливые кони находили себе достаточно корма.

Лагеря других чингисидов растянулись по степи далеко на восток.

Воины говорили о скором набеге на урусутские земли, о том, что там откормятся и разгуляются вволю. Каждый самый простой воин награбит столько добра, что станет богат, как хан, владеющий целой областью и тысячами подданных.

Говорили, что урусуты – народ сильный и злобный, как волки, и в бою упорный и стойкий. Они не отдадут без борьбы, без защиты свои пашни, свой скот.

Неожиданно прибыло посольство урусутов. Во главе – Феодор, молодой сын рязанского коназа. Бату-хан, желая показать свое величие, сообщил через векиля, что он занят государственными заботами и примет коназа Феодора через несколько дней.

Урусуты поставили на берегу шатры. Один большой княжеский, с золотой маковкой, и три малых, пестрых, из бухарской ткани. Субудай-багатур окружил лагерь стражей, чтобы оберегать урусутов от дерзостей татарских воинов, которые сразу полезли в шатры и стали хватать все, что попадало под руку. Это вызвало несколько драк приезжих урусутов с татарами. Наконец «бешеные» Субудая установили порядок, колотя древком копья любопытных.

Бату-хан, подготовляясь к приему урусутов, долго беседовал с сыном Субудай-багатура, Урянх-Каданом, который ездил в рязанские земли, все высмотрел там и только что вернулся. А сопровождавшая его шаманка Керинкей-Задан колдовала, напуская на урусутов страх и болезни, чтобы их сердца разорвались.

Урянх-Кадан рассказывал, что он видел города Рязань и Ульдемир.

«Это, – говорил он, – не простые города, а сильные крепости, и взять их будет нелегко. Потребуется много приступов, чтобы проломить высокие, толстые стены. Летом дороги урусутов как западни: всюду ручьи и топкие болота. Можно ехать только зимой по замерзшим рекам. Летом урусуты ездят друг к другу в лодках. Всюду дремучие леса. Эти леса – защитные крепости. Поэтому надо идти на урусутов зимой, когда замерзнут реки».

Бату-хан пожелал видеть привезенные урусутами подарки. Но послов он все же к себе не допустил.

Урусутские воины привели под уздцы двенадцать прекрасных коней с налитыми кровью глазами. Один вороной конь был в сбруе под седлом, украшенным золотом, жемчугами и парчовым чепраком. Это подарок Бату-хану. Другие кони были покрыты нарядными коврами.

На повозках было много шуб, лисьих и собольих, крытых аксамитом и парчой. Десять воинов несли по связке мехов. В каждой связке – по сорок лучших темных соболей.

Для Бату-хана были еще подарки: прямой меч с золотой рукоятью, серебряное блюдо, чаши и кубки, а для его жен – украшения из драгоценных камней: повязки на голову, золотые ожерелья, перстни и запястья.

Бату-хан стоял суровый и недовольный возле шатра. Он равнодушно следил, как мимо проносили подарки. Все драгоценности складывались на коврах в его шатре. Он сказал, что получал из китайских дворцов более роскошные и искусно сделанные дары. Обрадовался, только когда перед ним провели двенадцать коней, один прекраснее другого. Каждого вели под уздцы, на серебряных цепях, два конюха. Кони были высокие, широкозадые, с волнистыми гривами и хвостами. Они плясали, вставали на дыбы, подымая на воздух конюхов.

Бату-хан отобрал себе вороного жеребца с белыми до колен ногами, который косился огненным глазом, поджимая зад, и пытался укусить державших его конюхов. Остальных коней Бату-хан велел отвести к другим царевичам.

Бату-хан принял наконец урусутских послов. В его шатре собрались чингисиды и главные военачальники. Джихангир сидел на золотом троне, в шапке, украшенной большим алмазом, в одежде, расшитой золотыми драконами. Он поддел стальную кольчугу, не доверяя урусутам. По левую сторону сидели на ковре его жены, «семь звезд» Бату-хана. Они уже украсились подарками, привезенными рязанским князем. На старшей жене было ожерелье из крупных жемчугов, на других золотые запястья. У младшей – на лбу повязка из жемчужных нитей. По правую сторону трона сидели ханы и военачальники.

Князь Феодор рязанский оказался совсем молодым воином, роста среднего, статный, с широкими плечами. Держался прямо, смотрел гордо в глаза, не опуская взгляда, без улыбки – как дикий непокорный сокол. Он вошел без оружия, которое отобрали нукеры при входе в шатер. Князь Феодор сделал два шага и остановился, плохо видя в полумраке шатра. За ним вошли шесть человек его свиты и четыре боярина – его советники. Они выстроились в два ряда. Феодор снял соболий колпак и низко поклонился Бату-хану, коснувшись пальцами ковра. Его свита сделала то же самое.