Роберт Святополк-Мирский - Служители тайной веры

Отец Леонтий отправил Митю спать, не торопясь сотворил утреннюю молитву и только потом принялся за письма. Хорошенько заперев дверь, он аккуратно разложил перед собой на столе оба листа с посланиями, приготовил маленькую кисточку из беличьего меха и два серебряных пузырька, оба с прозрачной жидкостью, только в одном она была чуть розового цвета, а в другом — чуть голубого.

Прежде всего отец Леонтий внимательно прочел видимый текст обоих писем.

Протоиерей сообщал, что икону Вельской церкви обновить можно и что стоить это будет пять рублей. Пусть отец Леонтий перешлет ее с верным человеком и деньгами — работа будет выполнена в месячный срок.

Письмо из Белой было от дьячка Вельской церкви и содержало дотошный список расходов за прошлый месяц. Расходы были мелкие, копеечные — в общем, какие-то пустяки. Но отец Леонтий знал, что в письме дьячка — не это самое важное.

Он осторожно обмакнул кисточку в пузырек с розовой жидкостью и провел полосу между строк.

Некоторое время он пристально вглядывался в бумагу, но на ней ничего не проявилось. Тогда он перевернул письмо и провел кисточкой по обратной, чистой стороне листа. Тотчас проступили мелкие буквы. Невидимый текст был написан тайнописью, и едва отец Леонтий успевал разобрать строчку, как она снова таяла на бумаге по мере высыхания розовой жидкости. Так от строчки к строчке он прочел.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!

Благословите, Ваше преподобие!

Мною получены точные сведения о том, что ересь новгородская питается корнями, что тянутся в Литовское княжество. К сожалению, до сих пор нашей церкви не удалось получить ни одного верного доказательства этому, а оно нам необходимо. Мы также до сих пор не можем схватить ни одного из мерзких отступников. Нам неизвестны тайные узы, которые их объединяют, и не ясна скрытая, быть может, еще нам неведомая подлинная суть их учения. Как правило, они прикидываются добрыми православными христианами, втайне же проповедуют свою веру, втягивают и совращают все больше и больше добрых людей. Мы не можем отличить их от безгрешных овец нашего стада, хотя, я думаю, должен быть какой-то особый знак или условные слова, которыми они пользуются, чтобы узнавать друг друга.

Прошу тебя сделать все возможное, чтобы разведать как можно скорее хоть что-нибудь об этой новой тайной ереси. Кажется, их вера чем-то напоминает иудейскую — по непроверенным сведениям известно, что они якобы верят только в одного Бога. Иисуса Христа, Господа нашего, они считают лишь смертным человеком, не признают Святого Духа, а стало быть, Троицы, и потому, я думаю, мы можем именовать их жидовствующими. Самое же страшное — они, по слухам, проповедуют ненужность, а стало быть, отмену всякой церкви и всех священнослужителей. Трудно себе представить, какой чудовищный вред нанесло бы нашему святому православию такое учение, если бы оно распространилось на Руси! Пока, к счастью, все это — лишь мутные слухи и домыслы, точных сведений нет. Любая подробность, любая мелочь относительно этой ереси может оказаться чрезвычайно важной... Ты писал мне, что уже начал работу по выявлению еретиков, однако до сих пор я не получил никаких сведений о результатах. Прошу тебя не медлить. Отныне пиши мне в Волоколамск. Я выполнил обет и, с Божьей помощью, заложил фундамент нового Волоколамского монастыря, который, надеюсь, станет волей Господа нашего и моими стараниями прочным оплотом греческой церкви.

Молюсь за успех твоих дел, которые, как и до сих пор, да послужат славе и величию веры нашей! Аминь.

Хотя не все формальности еще завершены, но думаю, что уже сейчас я с чистой совестью могу подписаться

Отец Леонтий неторопливо сжег бумагу в пламени свечи и тщательно растер пепел в маленькой ступке, чтобы не пачкать пальцы.

Потом подвинул поближе пузырек с голубой жидкостью и между строк грамоты архиерея прочел:

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Бог благословит! Аминь!

С горьким сожалением должен сообщить тебе, что нам не удалось узнать ничего об интересующем тебя вопросе.

Что ересь живет, мы слыхали, но, говорят, она не опасна, ибо еретиков очень мало и веру свою они открыто не исповедуют.

А чего хотят и к чему идут — нам то неведомо. Ни одного живого еретика из тех, что в пророка Схарию веруют, мы ни разу в глаза не видами. Кроются они как нечисть — да нечисть и есть! Посему — проклятье на них Господне! Извини, что ничем не пособили. Молимся за тебя и за успех во всех делах твоих на славу нашей святой греческой церкви.

Отец Леонтий тяжело вздохнул и предал огню послание грешного раба и бестолкового служителя Симеона, который прислал отписку, вместо того чтобы...

Потом он взял чистый лист бумаги и обычными чернилами написал очень сердитое письмо дьячку Вельской церкви. В этом письме отец Леонтий выражал глубокое неудовольствие тем, что в его отсутствие дьячок допустил немыслимо большие расходы.

Когда берег совсем исчез и вокруг остался только туман, князь Федор почувствовал, что его руки крепко связывают за спиной. Потом огромная ладонь, закрывавшая всю нижнюю часть его лица, медленно разжалась. Князя повернули, и он очутился перед человеком в полтора раза выше его ростом, который, приложив огромный палец к губам, предупреждающе произнес:

— Тс-с-с!

Князь Федор увидел, что он находится на маленьком плоту, наспех связанном из шести бревен.

Невысокий мужчина средних лет и мальчик орудовали изо всех сил длинными шестами, а молодой великан стоял перед князем и одной рукой крепко сжимал его плечо, а вторую с вытянутым указательным пальцем держал у грозно нахмуренного лица, призывая к молчанию. Лицо старшего из этих людей показалось князю знакомым, он напряг память и вдруг сразу все понял: и кем был заблудившийся мальчик, и что означала ночная рубка леса на той стороне, и кто эти люди.

Князь Федор не был трусом, и смятение, охватившее его в первую минуту, естественное смятение неожиданности, быстро прошло. Он с любопытством рассматривал лица трех людей на плоту, против которых оказалась бессильной охрана из пятидесяти человек, и в душе позавидовал Медведеву, имеющему таких друзей.

Плот достиг берега и, протиснувшись под густыми кустами в узкое русло старицы, маневрировал в лабиринте болотистых проток, пока не пристал к двум бревнам, лежащим в камышах.

Алеша соскочил первым, Филипп, легко подняв Федора на руки, сошел вторым, и, оглядевшись по сторонам, шагнул на бревна Картымазов.