Шарлотта Лин - Мэри Роуз

Если это не чудесно, почему же никто не хочет отказываться от этого? Больно было только первый раз, словно он погрузил свой якорь в ее плоть. «Это Фенхель Клэпхем, принадлежащая Энтони Флетчеру. И никому больше…» — И только растратив все силы, она откинулась назад, скрестила руки за головой и улыбнулась серому дождливому небу. Поглупев от счастья, Энтони поднял ее юбку и укутал ее.

— Одевайся, красавец мой, — произнесла она, нежно покусывая кончик каждого пальца. — Если снова не пойдет дождь, сюда вернутся плотники.

— Они не вернутся, — равнодушно ответил он, сел, скользнул взглядом по ее телу. — Я послал их к черту.

— И как же ты это сделал?

— Разве ты забыла? Черт — мой побратим.

— Ты с ума сошел, любимый!

Он насторожился.

— Ты никогда мне ничего подобного не говорила.

— Ты никогда не был для меня настолько любимым, — ответила она. — Скажи мне, у тебя с женщинами столь же чудесный талант, как и с кораблями? Или ты тренировался целых два года?

Она снова рассмеялась, ей понравилось, что он так растерялся. Вместо того чтобы нахмурить брови, как обычно, он сдвинул их так, что они встретились на переносице.

— Расскажи мне, — чарующим голосом попросила она его. —

Не переживай. Я тебе все заранее прощаю.

— Ты уверена?

Фенелла задумалась. Она говорила, не думая, просто хотела знать, где ее сторонящийся людей одиночка научился такой чувственности. Но внезапно мысль о том, что он был с другой женщиной, показалась ей невыносимой.

— Чего ты боишься? — набросилась она на него. — Что я ударю тебя по лицу?

— Нет, — произнес он, беря в зубы травинку и не отводя от нее взгляда.

— Боюсь, я все же сделаю это… — Внезапно ее голос ужасно ослабел.

— А за что? — холодно поинтересовался он. — У тебя нет причин. Ни бить меня, ни плакать, Фенхель.

Она вытерла глаза тыльной стороной руки и хмыкнула.

— Я знаю, что это нужно мужчинам. Они ходят к продажным женщинам, потому что таков ход вещей. — Фенелла читала книги. Она знала, что мужчины не такие, что им нужно заниматься любовью так же, как женщинам — есть. Но как этот мужчина мог доверить тайну своего обнаженного тела другой женщине, в то время как Фенелла страдала от тоски по нему? Как он мог ее так унизить? — Все мужчины так поступают, — храбро заявила она, пытаясь сохранить лицо. — Даже Сильвестр, который слишком мягок, и сэр Джеймс, самый добрый человек в мире.

— Я — нет, — заявил Энтони, не выпуская изо рта травинку, не отводя от нее гордого и обиженного взгляда.

Она не могла произнести ни слова, не могла задать ни единого вопроса. Ей вдруг стало зябко, и она обхватила себя руками.

Он поднял рубашку и набросил ей на плечи. Когда он хотел набросить на нее еще и ее собственную блузку, ей удалось схватить его за руку.

— Пожалуйста, Энтони, поговори со мной.

— А что мне тебе сказать? — Его глаза сверкали. — Что я со своим искалеченным коленом бреду по женским телам, потому что таковы мужчины? Сильвестр так поступает, сэр Джеймс так поступает, все благородные господа — в каком же болоте валяется подлец, не имеющий сердца и пьющий с дьяволом на брудершафт?

Он хотел вырвать у нее руку, но Фенелла впилась ногтями ему в кожу.

— Пожалуйста, скажи мне.

— Что? Я уже как-то говорил тебе, и, поскольку тогда ты мне не поверила, все слова не имеют значения. Ударь меня по лицу, Фенхель, если после этого ты перестанешь плакать и дрожать. Мне будет не так больно, как от твоих ударов словами.

Казалось, налетевший с реки ветер унес прочь два с половиной года разлуки. Фенелла увидела, что Энтони стоит на коленях в траве, так же, как сегодня, только на нем была одежда.

— Я люблю тебя, — услышала она его слова и схватилась за сердце, ей показалось, что оно остановилось. — Я никого не прошу. Но мне хотелось бы вернуться.

— В Портсмут, Энтони?

— Нет. К тебе. Если ты захочешь, то найдешь себе сотни парней получше, Фенхель. Но ни одного, который без тебя утратит остатки рассудка.

Она выпустила его руку, перестала плакать и села.

— Прости, любимый. Пожалуйста, прости меня.

— Ч-ш-ш, — произнес он. — Я такого не говорю, и ты не говори мне. Просто забудь об этом.

— Я ничего не забуду! Я сделала тебе больно, а ты заслуживаешь совсем не этого. Я хочу сказать тебе «прости меня», хоть ты, упрямец, мне такого и не говоришь.

— Ч-ш-ш, — снова произнес он и понурился. Она обняла его. Его мышцы на шее и спине были жесткими, словно металл.

— Я люблю тебя. — В каждом ее слове были мир и обещание. Он был прав: им достаточно было сказать об этом один раз и, если с первого раза не понять, как это важно, вся болтовня ничего не стоит. — Одевайся, любимый. Хоть мне и ужасно приятно обнимать твое обнаженное тело, я не хочу, чтобы ты замерз.

— Мне не холодно.

— Конечно. Но ты лжешь. — Она поцеловала его в ямочку между шеей и подбородком, сбросила его рубашку с плеч и накинула на него. — Спасибо, что присылал мне стихи Петрарки.

— Ничего лучше я придумать не мог. Из меня плохой учитель.

— Мне ты подходишь.

— Ты шутишь.

— Ч-ш-ш, — произнесла она и снова поцеловала. — Все эти глупости получились просто потому, что мне хотелось узнать, почему ты так хорошо разбираешься в любви. Когда женщины говорят между собой, они прежде всего болтают о том, что «это больно, не так и плохо, можно терпеть». Я хотела узнать, как тебе удалось сделать так, что для меня это стало счастьем.

Он вывернулся, сел к ней спиной.

— Я просил кое-кого научить меня.

— Женщину?

— А кого же еще, Фенхель? Уж не лошадь.

— В Генуе?

— Нет.

— В Кале?

— В Портсмуте.

— Когда, сегодня? — обескураженно воскликнула Фенелла.

— Почти пять лет назад, — ответил он. — Когда я понял, что хочу любить прекрасную Фенхель Клэпхем, и решил, что не хочу быть зеленым неумехой. Ты закончила? Можно мне идти? Или тебе нужно устроить еще один неловкий допрос?

— Минутку. Когда тебе было шестнадцать, ты попросил кого- то научить тебя любви, а потом ты пять лет ждал, чтобы сделать это со мной?

Он пожал плечами.

— Я решил, что в этом нет ничего такого. Я ведь просил кого- то научить меня строить корабли и ждал много лет, чтобы получить возможность делать это.

— Ты…

— Невыносим. Я знаю. Чума. Сатаненок. Тот, по ком петля плачет…

Фенелла, поцеловав его в шею, перебила:

— Самый поразительный мужчина на этой земле. А на шее у тебя должны быть мои руки, и только. Боюсь, ты не скажешь, кто была та женщина…

— Я должен сохранить ее тайну, ведь так?

Фенелла не ответила. Мысленно она перебирала знакомых женщин, но никто не приходил ей на ум. Все женщины Портсмута боялись Энтони, даже Джеральдина Саттон. Она немного ревновала, потому что кроме нее был еще кто-то, кто не боялся.