Александр Дюма - Приключения Джона Девиса. Капитан Поль (сборник)

Мадемуазель Вильвиель, не понимая этой охоты осматривать чужой дом, догадалась, однако, что посетителям, и особенно сэру Эдварду, не худо было бы отдохнуть. Когда они пришли в гостиную, служанка пригласила их присесть и побежала готовить чай. Оставшись один с доктором, сэр Эдвард снова погрузился в безмолвие, хотя за минуту перед тем терзал мадемуазель Вильвиель множеством вопросов об Анне-Мэри. Но теперь это уже не беспокоило доктора: он ясно видел, что больной его мечтает, и молчит не потому, что ему тягостно говорить. Во время самой глубокой думы сэра Эдварда дверь, в которую вышла мадемуазель Вильвиель, отворилась, но явилась уже не старая гувернантка, а сама мисс Анна, держа в одной руке чайник, а в другой – тарелку с тартинками. Она только что вернулась и, узнав, что у нее неожиданные посетители, поспешила их угощать.

Увидев хозяйку, сэр Эдвард повеселел и порывисто встал, чтобы подойти к ней. Поставив чайник и тарелку на столик, мисс Анна отвечала на приветствие батюшки французским поклоном и английским «very well». Анна-Мэри была прелестна в эту минуту, прогулка придала ей румянец, который появляется только временами в том возрасте, когда свежесть молодости уже прошла. Притом она была немножко смущена тем, что нашла у себя нежданных посетителей, и очень желала, чтобы это посещение было для них приятно. После этого немудрено, что сэр Эдвард разговорился с ней так, как давно уже с ним не бывало. Правда, эта говорливость была не совсем сообразна с правилами светского обращения, и строгий наблюдатель приличий, вероятно, нашел бы, что в речах сэра Эдварда слишком много похвал. Но моряк умел говорить только то, что думал, а он был очень хорошего мнения о мисс Анне. Однако как ни занят был он, но успел заметить, что серебро хозяйки украшено гербом с баронской короной. Это польстило его аристократической гордости. Ему как-то странно показалось бы найти такую образованность в простой девушке.

Доктор принужден был напомнить сэру Эдварду, что они уже два часа тут. Он было не поверил, но, взглянув на часы, убедился в истине слов доктора и почувствовал, что дольше оставаться выходит за всякие рамки дозволенности. Он поневоле должен был распрощаться с мисс Анной и взял с нее слово прийти на следующий день к нему пить чай. Анна обещала за себя и за гувернантку, и сэр Эдвард сел в карету.

– Вам иногда в голову приходят прекрасные мысли, доктор, – сказал сэр Эдвард, возвратившись домой, – и я, право, не знаю, отчего бы нам не ездить каждый день кататься, к тому же иначе, думаю, и лошади застоятся.

На следующий день батюшка встал на час раньше, чем вставал обычно, и пошел ходить по всему замку, велел все вымыть, вычистить и убрать в ожидании приезда дорогих гостей. Чистота в доме Анны-Мэри так ему понравилась, что он решился поставить на ту же ногу и Уильямс-Хауз. Он велел натереть полы, вычистить мебель и обмыть все картины. К удивлению и самого сэра Эдварда, и всей прислуги, предки контр-адмирала, которые уже давно были покрыты почетной пылью, как будто оживились и светлее посматривали на то, что происходило в замке, где уже давно ничего особенного не происходило. Что касается доктора, то он с довольным видом потирал руки, следуя за своим больным, который хлопотал и распоряжался, как в лучшие годы своей жизни. В это время пришел Сандерс и, увидев все эти приготовления, спросил, не король ли Георг намерен посетить Дербишир? Он чрезвычайно удивился, узнав, что все эти хлопоты оттого, что Анна-Мэри пожалует пить чай. Что касается Тома, то он был в отчаянии: теперь он уже не боялся сплина, но воображал, что барин его сходит с ума. Один доктор, по-видимому, смело шел по этому, для всех других темному, пути и действовал по плану, заранее обдуманному. Почтенный Робинсон видел, что сэру Эдварду лучше, а ему больше ничего и не нужно было: он привык в отношении к средствам полагаться на Провидение и благодарить Бога за результаты.

В назначенный час Анна-Мэри и мадемуазель Вильвиель пришли, не воображая, что их посещение принесло столько хлопот. Сэр Эдвард любезничал от всей души. Он был еще бледен и слаб, но проворен и гостеприимен настолько, что никто бы не подумал, что это тот самый человек, который неделю назад едва ходил и не говорил ни слова. В то время как пили чай, погода, обыкновенно пасмурная в октябре в северных частях Англии, вдруг совершенно переменилась. Прояснилось, и луч солнца проглянул из-за облаков, как последняя улыбка неба. Доктор воспользовался этим и предложил погулять по парку; обе гостьи охотно согласились. Эскулап подал руку мадемуазель Вильвиель, а сэр Эдвард предложил руку мисс Анне. Он сначала с трудом мог представить, что ему говорить при этом свидании, ведь оно происходило некоторым образом наедине. Но мисс Анна была так проста и любезна, что смущение сэра Эдварда прошло при первых ее словах.

Анна много читала, старый моряк много видел – у таких людей всегда есть о чем говорить. Батюшка рассказывал о своих кампаниях и путешествиях, рассказывал, как он два раза едва не погиб в полярных водах и как корабль его разбился в Индийском море, потом пришел черед истории одиннадцати сражений, в которых он участвовал. Анна-Мэри сначала слушала вполуха, только чтобы не обидеть, но потом с живейшим участием – ведь как бы ни был неопытен рассказчик, в словах его всегда заметно могущественное красноречие, когда он говорит о великих делах, которые сам видел. Сэр Эдвард уже замолчал, а мисс Анна все еще слушала; прогулка их продолжалась два часа, и он нисколько не устал, а она нисколько не заскучала. Наконец мадемуазель Вильвиель, которую рассказы доктора, видно, не слишком занимали, напомнила своей подруге, что пора домой.

Сэр Эдвард не сразу же почувствовал отсутствие Анны-Мэри – ее появление наполнило для него весь день. Но на следующее утро ему пришло в голову, что мисс Анна, верно, нынче уже не приедет, да и у него нет никакого предлога, чтобы отправиться в деревню. Батюшке казалось, что время тянется ужасно медленно, и он стал печален и уныл так же, как был накануне любезен и весел.

Дожив до сорока пяти лет, батюшка еще никогда не был влюблен. Он поступил на службу, можно сказать, еще ребенком и не знал других женщин, кроме своей матери. Душа его сначала раскрылась для великих зрелищ природы, нежные чувства были подавлены суровыми привычками, и, проводя всю жизнь на море, он считал женскую половину человеческого рода роскошью, которую Господь Бог рассеял на землю как блестящие цветки и поющих птичек. Стоит заметить, что те из рекомых цветков или птичек, которые ему случалось встречать, были совсем непривлекательны. Он знавал только содержательниц трактиров в портах, где бывал, гвинейских и занзибарских негритянок, готтентоток на мысе Доброй Надежды и жительниц Патагонии в Огненной Земле. Мысль, что вместе с ним пресечется его род, и в голову ему не приходила, а если и посещала время от времени, то не очень его беспокоила. Само собой разумеется, что при таком его равнодушии в прошлом первая женщина, молоденькая и смазливая, которая столкнулась бы с сэром Эдвардом, непременно должна была сбить его с пути. А тем более женщина замечательная во всех отношениях, какой была Анна-Мэри. Что должно было случиться, то и случилось. Не ожидая атаки, батюшка не занял и обороны, а потому был разбит наголову и взят в плен в первой же стычке.