Николай Зарубин - Надсада

— Работайте, Вилен Харитонович, работайте, — намеренно переставлял местами имя и отчество Лисовца.

— Харитон Виленович, — мягко, с наклоном лысины, поправлял Лисовец.

— Да-да, Харитон Мэлорович…

Лисовец вставал и уходил.

— Вот путаник, так путаник, — поворачивался к находящемуся тут же Кокорину.

— Путаников таких еще поискать, — подтверждал Анатолий Алексеевич. — Но скажу тебе, уже в первые месяцы работы он принес мне на блюдечке с голубой каемочкой такие ценные сведения хоть о том же Владимире Белове, что я даже порадовался такому приобретению среди мне подчиненных. А ведь совершенно не знал район. Теперь в курсе всего, что происходит: у кого отелилась корова, кто и сколько на неделе вывез уворованного леса, кто, в какой деревне сломал ногу. Его культурные работники не дремлют и в Присаянском.

— Я же в хорошем смысле сказал. Такие ценные кадры нам сегодня особенно нужны. Что там, кстати, со старым Беловым?

— Ездил в Иркутск. О цели поездки не знаю. Думаю, она была связана с его участком. До архивных данных добрались, но пока нет ничего интересного, что могло бы пролить свет на интересующий нас вопрос. Правда, где-то в году 1911-м сообщается, что неким Фролом Безносым с подельником по кличке Цыган была вырезана семья старовера Ануфрия Белова.

— Вот-вот, это же прадед уважаемого Владимира Степановича, — оживился Курицин.

— Я это понял. Но за что вырезана — непонятно. Мы скопировали текст. Почитай, — протянул мэру бумагу.

— «Из донесения следственного управления Иркутской губернии от 17 июля 1911 года от Рождества Христова. На выселках старовера Ануфрия Белова, что в присаянской волости Н…ского уезда, вырезана семья упомянутого посельщика. Предполагается, что сие дело рук известного насильника Фрола Безносого и его товарища по кличке Цыган. Погублена вся семья за исключением младшего отпрыска Афанасия, сокрывшегося в зеве русской печи. Мотив неизвестен. Упомянутый Фрол Безносый находится под следствием, в отношении оного производится дознание».

Курицин в недоумении поднял глаза на Кокорина.

— Это все?

— Все.

— Ну и что с того?

— Фрол чего-то искал у Ануфрия или пытался выведать какие-то ценные сведения, и это за сотню верст от волостного центра. А какие сведения могли быть особенно интересны Фролу?

— Какие? — в свою очередь спросил Виктор Николаевич.

— Я думаю — сведения о золоте староверов.

— Ты, пожалуй, прав, — задумался Виктор Николаевич. — Если размышлять в данном направлении, то в старину, конечно, имели место бессмысленные убийства, но в гораздо меньшей степени, нежели сегодня. А если так, то здесь речь могла идти только о больших ценностях, каким является презренный металл.

— Напрашивается вопрос: а могла ли подобная информация переходить по наследству — из поколения в поколение? — перебил его Анатолий Алексеевич.

— Могла. Староверческое движение до сих пор мало изучено.

— Вот именно, мало. Отсюда вытекает, что Данила Афанасьевич Белов является носителем такой информации заключил Кокорин. — Наследником ее может стать его сын Николай Данилович Белов.

— Уж, конечно, не Вольдемар Белов, этого старый промысловик к подобной информации и на пушечный выстрел не подпустит, — умехнулся Курицин. — Следовательно, нам его бояться нечего. А вот относительно старого Белова надо все хорошенько обдумать…

Когда Кокорин собрался уходить из кабинета мэра, Курицин догнал его неожиданной мыслью:

— А может, по известной формуле: нет человека — и нет проблем?..

Кокорин посмотрел на шефа понимающим взглядом и, прежде чем притворить за собой дверь, обронил короткое:

— Может.

В заготовительную бригаду Данилы влился и петербургский гость Виталий Омеленчук. Молодежь поминутно чему-то смеялась, а то вдруг бросалась наперегонки и, казалось, не знала усталости. Поклажу вез мерин Туман, старый промысловик восседал на телеге, поглядывая по сторонам и предаваясь своим мыслям.

Едва заметная колея петляла промеж стволов деревьев, пропадала между кустарниками, выводила на пригорки и опускалась во впадины, которые нельзя было назвать оврагами, так как это было предгорье Саян, проглядывающих время от времени между верхушками леса.

Тайга пребывала в той золотой поре, когда листья деревьев уже потеряли свой ярко-зеленый летний цвет, переливаясь всеми цветами сентября, и только сосны, ели да редко попадающиеся кедры напоминали о вечном, что особенно чувствует человек, оказавшийся в этой дремучей глухомани.

Мерин знал дорогу к зимовью хозяина и ступал уверенно, изредка всхрапывая и подергивая своей большой умной головой. Кроме ног еще одна часть его тела пребывала в постоянном движении: хвост мотался из стороны в сторону, отгоняя полчища насекомых, которых в это время года в тайге еще водилось в избытке.

Молодежь то уходила куда-то в сторону, то возвращалась к телеге, и смех ее разносился по округе, тревожа всякую летающую над землею и передвигающуюся по земле тварь.

Но вот и зимовье. Распределив обязанности между молодежью, Данила занялся мерином и поклажей. Туман обрел свое место под навесом сарая и равнодушно жевал брошенное в ясли сено, а хозяин прибирал упряжь, распаковывал рюкзаки и мешки. Иван разжигал костер, Виталий подносил хворост, Наташа готовила еду. Скоро на тагане уже дымился чайник, а в котелке кипело варево — нечто вроде таежного супа на скорую руку из мелко нарезанных картофеля, капусты, свеклы, моркови, лука. Варево девушка приправила тушенкой.

Запахи предстоящего ужина разносились окрест, и каждому хотелось побыстрее взяться за ложку, так как от выселок до зимовья было не меньше десяти километров, которые бригада преодолевала почти целый день с короткой остановкой на обед, состоящий из холодных закусок.

Отдыхать легли уже по темноте, да и то после того, как Даниле пришлось прикрикнуть:

— Имейте в виду, пострелы, завтра подниму чуть свет, а работенка предстоит тяжелехонькая, так что набирайтесь сил.

Данила и Наташа устроились в зимовье, Иван с Виталием — на сене в сарае.

Черная ночь с вызвездившимся небом накрыла постройки, людей, мерина Тумана, тайгу.

В Присаянье холода приступают рано, гораздо раньше, чем в других равнинных местностях, а туманы бывают такими густыми и росными, что ничего и никого не видать за несколько метров. Поэтому проснувшийся и вышедший из зимовья поутру человек поначалу не может понять: был ли ночью дождь или прослезилось росой буйное разнотравье. Но и роса сходит быстро, так что часам к десяти можно уже браться за колот.

После сготовленного Данилой Афанасьевичем завтрака молодежь принялась за работу с азартом. С колотом ходил внук Иван, на непродолжительное время сменял его Виталий, Наташа собирала падающую шишку. Мешки к терищу относил все тот же Виталий. Чтобы не терять времени, старший Белов тут же молол шишку на машинке для грубой обработки.