Владимир Прасолов - Золото Удерея

— Да вроде не было ничё такого меж нами. Не припомню, наоборот, в дружбе мы. Денег недавно ему одолжил.

— Ух ты, и сколь?

— Две сотни золотом, на соболях выручил, а ему за коней срочно надо было…

— Точно, я-то думаю, где Ванька денег взял? А он, оказывается, у тебя в долг взял, вот подлец!

— Почему подлец? Весной отдаст, все по-честному!

— Потому подлец, что не собирается он тебе деньги возвращать, потому как, по его расчету, тебя через три дня на свете не будет.

— Что? Это как это? — Матанин аж вскочил.

— Сиди, сиди, зря, что ли, тебя позвал? Вот посоветоваться решил, что с этой бедой делать. С одной стороны, с Косых уж четверть века бок о бок, николи он меня не подводил, ты же сам то знаешь. Правая рука моя на Ангаре. Так?

— Так, Авдеич, — глухо, потеряв голос, промолвил Матанин.

— Положиться, кроме как на него, мне не на кого.

— Отчего же…

— Погодь, еще не все сказано. Так вот, с другой стороны, тебя тоже хорошо знаю, на деле не раз проверен. Могу я тебе довериться? Аль нет?

— Конечно можешь, Авдеич!

— Верю. Тогда другой разговор. Так вот. Про то, что Косых Панкрата завалил, начальство приезжее проведало…

— Так это он?

— А ты думал, Федька? Теперь в подозрении Иван, проболтались в кабаке начальнички, про то я ему вечером и сказал.

— За что он его?

— Не знаю, не сказал он, видно, нашла коса на камень, ты ж его знаешь. Женку Панкратову видел?

— Нешто схлестнулись?.. Да, видно, не поделили, все село про шашни его болтает. Совсем озверел. Ни одну бабу не пропускат.

— Не знаю, может, и так, только на Федьку свалить ему не удалось. Дознался Пахтин, чьих это рук дело, как не знаю, только петля эта для Ивана верная. Сели думать, как из беды его вызволять. Откупиться не получится, Пахтин дружил с отцом Федьки…

— Погодь, Авдеич, а я то при чем?

— При том, решили в Ангару Пахтина и начальство приезжее спустить. Нету другого хода. Жизнь на жизнь. Для того ты должен в проводники им по тайге северной напроситься и вывести их к зимовью на Шааргане. Там их и порешить и… тебя заодно.

— Зачем?

— Так с тебя спрос потом будет. Где они делись. А так спрашивать не с кого.

— Во так вы со мной порешили?

— Да не мы, зачем бы я тебя звал, а друг твой, кому ты денег дал, предложил так.

— Вот сука! Убью! Я ж ему как себе…

— Потому и позвал тебя, чтоб ты знал, к кому доверие иметь.

— Спасибо, Авдеич, не забуду. Делать-то что?

— Как что? В проводники наниматься, деньги хорошие запросить. Возьмут. Им позарез проводник нужон. Как договорились, в зимовье их и приведешь, а там видно будет. Сам убедишься в том, что услышал.

— А мне это и не надо. Так тебе верю. Я ж его на куски порву!

— Это мне надо! Как кость у меня в горле эти гости. Через Ивана на меня смотрят косо. Порвешь его, поделом, за подлость, только тебе голову за него в петлю положить придется! И что с того? Умнее надо! Умнее! Пущай он их резать начнет, а нам его на том захватить надо и прикончить! И не токмо голова твоя цела будет, а еще и награда! Я тоже в долгу не останусь — покосы, что на той стороне у Косых, через Коренного тебе отойдут, в том слово даю! Веришь?

— Верю!

— Сделаешь?

— Получается, жизнь на жизнь.

— Получается.

— Сделаю.

Утром Яков, хорошо позавтракав, в который раз расспрашивал вышедших из тайги приисковых рабочих. Время уходило, а они никак не могли набрать людей для разведывательской партии. Народ выходил из тайги денежный, веселый, мало кому хотелось, отказавшись от соблазнов жизни, возвращаться в таежные дебри. Еще шуршали за пазухой невиданные раньше многими десятирублевые ассигнации, еще оттягивали пояса подвязанные к ним кисеты с золотым песком. Мир раскрывал перед ними свои жадные объятия, готовый отдаться в обмен на эти хрустящие бумажки и желтый тяжелый песок. Редкий из них пытался понять, чего от него хочет этот ухоженный господин в белой кружевной рубахе и жилете с выпущенной напоказ золотой цепочкой карманных часов. Остальные просто тупо думали, как скорее отделаться от разговора. Вошедший Степан Матанин сразу увидел Спиринского и, махнув служке рукой, сел поодаль. Тот с готовностью кинулся к Матанину и принял заказ. Спиринский заметил вошедшего и то внимание, которое ему оказывал трактирный служка.

— Кто таков? — спросил он, придержав проходившего мимо слугу.

— Таежник именитый — Матана кличут, — шепнул тот.

Яков дождался, пока Матана не торопясь выпил три чарки водки, закусывая мясом и солеными грибами, а затем подошел и, учтиво представившись, сел напротив. Матана поднял глаза и молча разглядывал Спиринского.

Выдержав вопросительный и изучающий взгляд таежника, Яков спросил:

— Позвольте поговорить с вами, сударь.

— Отчего не поговорить, говорите, — ответил Матанин, сурово глядя на Якова.

— Дело у нас, имеем разрешение на изыскания золотоносных участков по северной тайге, а проводника нет. Вы, я вижу, человек бывалый, таежный, может, сговоримся о найме?

— Может, и сговоримся, — после некоторой паузы ответил Степан. — Когда собираетесь в тайгу?

— Да хоть завтра, коль согласие дадите…

— Смотря о каких деньгах речь идет…

— Не обидим, задаток хоть сейчас, двести рублей…

— Золотом?

— Ассигнациями.

Матанин усмехнулся, огладил бороду и медленно, с расстановкой, внимательно глядя в глаза Якова, заговорил:

— Что ж, могу вас проводить, токмо надолго ли? Как скоро управимся? Куда хотите попасть?

— Вот, сразу видно делового человека! Прошу вас к нам в номера пройти, там все и обсудим.

Оглянувшись, добавил громко:

— Эй, человек, водочки да закуски в номера, да поживей!

Поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, Степан услышал разговор. Сотник Пахтин, как он потом увидел, говорил кому-то:

— Нет Косых в селе, ушел, гад!

«Ну вот, значит, правда», — облегченно вздохнул Степан. Через час он вышел на улицу, в кармане лежали двести рублей ассигнациями и договор найма, согласно которому, при успешном завершении работы, он получит еще четыре сотни рублей. На углу в пролетке поджидал Никифоров. Они встретились взглядами. Степан кивнул, проходя мимо, дескать, все в порядке.

У него действительно все было уже в порядке.

— Да угомонись ты! — Мощный кулак Фрола обрушился на голову Косых.

Тот, разжав поводья, как подкошенный рухнул к ногам Семена.

— Фрол, полегче надо было, зашиб, поди, насмерть!

— Не, приголубил токо слегка, чтоб не орал, давай его на коня, не скоро в себя придет.

Вдвоем они не без труда подняли грузное тело на коня.

— Вроде ростом не велик, а тяжел до чего, — ворчал Семен, связывая свесившиеся руки.

— Дерьма в нем много, потому и тяжел, — ответил Фрол.

— Пошли, вроде тихо.

Конь, пофыркивая, пошел в поводу, кося глазом на чужаков, осторожно неся на себе хозяина. К полудню они уже были на месте. Зимовье было не тронутым, таким, каким они его оставили с Федором. Косых тихо стонал, не приходя в сознание, его сняли с коня и, крепко связав по рукам и ногам, уложили в зимовье. Семен принес из ручья воды и плеснул ковшом в лицо Косых. Студеная вода, видно, не пришлась тому по вкусу, и он, мотнув головой, очнулся.