Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 11

— Это желание легко исполнить, — сказал граф. — Если ты этого хочешь, простое коричневое платье будет надето завтра же.

— Но поеду ли я с тобой в один из твоих замков, чтобы увидеть там, как великолепие твоего жилища будет согласоваться с крестьянской одеждой?

— Вот что, Эми, — сказал граф, озираясь кругом, — разве эти комнаты не убраны с подобающей роскошью? Я отдал приказ не щадить затрат, и, мне кажется, он выполнен точно. Но если ты скажешь мне, чего еще тут не хватает, я сейчас же отдам распоряжение.

— Ну вот, милорд, теперь вы насмехаетесь надо мной, — ответила графиня. — Роскошь этих богатых зал превосходит и мое воображение и мои достоинства. Но разве не должна ваша жена, любимый мой, когда-нибудь, вероятно очень скоро, быть возвышена до почета, который связан не с трудами мастеров, украсивших ее комнаты, не с шелками и драгоценностями, которыми украшает ее ваша щедрость, но с таким почетом, который дает ей законное место среди знатных женщин, как признанной супруге благороднейшего графа Англии?

— Когда-нибудь? — повторил ее супруг. — Да, Эми, дорогая, когда-то этот день наступит, и поверь, что я жажду его не меньше, чем ты. С каким наслаждением ушел бы я от государственных дел, от забот и треволнений тщеславия, чтобы жить с достоинством и почетом в своих обширных владениях с тобой, моя любимая Эми, с моим другом и спутником жизни! Но, Эми, время для этого еще не наступило, и дорогие для меня, но тайные свидания — это все, что я пока могу предложить самой прелестной и самой любимой женщине на свете!.

— Но почему же это сейчас невозможно? — настаивала графиня самым нежным и вкрадчивым голосом. — Почему это не может свершиться немедленно— этот полный, неразрывный союз, к которому, как вы говорите, вы сами стремитесь и который предуказан нам и божескими и человеческими законами? Ах, если бы вы хоть вполовину желали этого так, как вы говорите, кто или что могло бы стать преградой вашему желанию при всем вашем могуществе и всесилии?

Взгляд графа омрачился.

— Эми, — начал он, — ты говоришь о том, чего сама не понимаешь. Мы, придворные мученики, похожи на тех, кто карабкается на песчаную гору. Мы не смеем остановиться, пока не найдем твердой точки опоры и отдыха на какой-нибудь выдавшейся вперед скале. Если мы остановимся раньше, мы начнем скользить вниз под давлением собственной тяжести и обратимся в предмет всеобщих насмешек. Я стою высоко, но недостаточно твердо, чтобы действовать по собственной воле. Объявить во всеуслышание о своем браке сейчас — означало бы собственными руками приблизить свою гибель. Но поверь, что я скоро достигну такого предела, когда смогу предаться тому, к чему мы оба стремимся. А пока что не отравляй мне блаженства этих мгновений, желая того, что сейчас недостижимо. Скажи-ка лучше, все ли тебе здесь нравится? Как ведет себя по отношению к тебе Фостер? Полагаю, что с полным уважением, а иначе ему придется очень и очень пожалеть об этом.

— Иногда он напоминает мне о необходимости этой уединенности, — со вздохом ответила девушка, — но ведь это напоминает мне о ваших желаниях, и потому я скорее обязана ему за это, нежели склонна бранить его.

— Я рассказал тебе о суровой необходимости, властвующей над нами, — возразил граф. — Фостер как будто бы нрава довольно угрюмого, но Варни ручается головой за его верность и преданность. Но если у тебя есть причины пожаловаться на его поведение, то он за это поплатится.

— Нет, жаловаться мне не на что, — ответила графиня. — Он выполняет свои обязанности, как ваш верный слуга. А его дочь Дженет — самая добрая и лучшая подруга моего уединения; ее прецизианский вид так идет к ней.

— Вот как? — заметил граф. — Тот, кто приятен тебе, не должен остаться без награды. Поди-ка сюда, девица!

— Дженет, — сказала графиня, — подойди к милорду.

Дженет, которая, как мы уже сказали, тихонько удалилась в уголок, чтобы не мешать беседе лорда и леди, подошла поближе. Она сделала почтительный реверанс, и граф не мог удержаться от улыбки при виде разительного несоответствия между подчеркнутой простотой ее платья вместе с церемонной скромностью ее взора и ее миловидной мордочкой с черными глазками, которые так и смеялись, несмотря на все старания их владелицы придать себе серьезный вид.

— Я весьма обязан вам, хорошенькая девица, за то, что миледи так довольна вашими услугами. — И, сказав это, граф снял с пальца дорогое кольцо, вручил его Дженет Фостер и добавил: — Носите его на память о ней и обо мне.

— Мне очень приятно, милорд, — скромно ответила Дженет, — что моими жалкими услугами я угодила миледи. Стоит минутку побыть рядом с ней, и так и хочется ей чем-то услужить. Но мы, члены общины достойного мистера Холдфорта, мы не стремимся, как легкомысленные дочери этого света, унизывать золотом свои пальцы или носить камешки на шее, подобно суетным женам Тира и Сидона.

— Ах вот что! Вы суровый проповедник прецизианского братства, премиленькая мисс Дженет! — воскликнул граф. — Кажется, и ваш отец — верный член этой же общины. Тем больше вы мне оба нравитесь. Я знаю, что в вашей общине за меня молятся и мне желают добра. Вы вполне можете обойтись без украшений, госпожа Дженет, так как у вас изящные пальчики и белая шейка. Но вот тут нечто такое, при виде чего ни паписты, ни пуритане, ни латитудинарии, ни прецизианцы не вытаращат глаз и не разинут рта. Возьмите это, девочка, и истратьте их на что угодно.

Говоря это, он положил ей в руку пять больших золотых монет с изображением Филиппа и Марии.

— Я не приняла бы и этого золота, — сказала Дженет, — если бы не надеялась так воспользоваться им, чтобы принести всем нам благословение.

— Поступи как тебе нравится, прелестная Дженет, — ответил граф, — и я буду рад. И, пожалуйста, пусть они там поторопятся с вечерней трапезой.

— Я просила мистера Варни и мистера Фостера отужинать с нами, милорд, — сказала графиня, когда Дженет вышла, чтобы исполнить приказание графа. — Вы согласны?

— Как и со всем, что ты делаешь, моя милая Эми, — ответил ее супруг. — Мне особенно приятно, что ты оказываешь им эту честь, потому что Ричард Варни беззаветно предан мне и он постоянный участник моего тайного совета. А сейчас я по необходимости должен относиться с большим доверием к этому Энтони Фостеру.

— Я хотела попросить у тебя что-то в подарок и рассказать один секрет, — начала графиня дрожащим голосом.

— Отложим и то и другое до завтра, моя радость, — возразил граф. — Я вижу, уже открыли двери в столовую. Я мчался сюда сломя голову, и бокал вина будет сейчас весьма кстати.

С этими словами он повел свою прелестную супругу в соседнюю комнату, где Варни и Фостер приняли их с изъявлением глубочайшего почтения, первый — по обычаю двора, а второй — по уставу своей общины. Граф отвечал на их приветствия с небрежной любезностью человека, давно привыкшего к таким знакам уважения, а графиня — с церемонной тщательностью, которая свидетельствовала о том, что ей все это было внове.