Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 12

Первым заговорил Кливленд. Он заявил, что не имеет ни малейшего желания принять на себя командование судном и просит только, чтобы его высадили на какой-нибудь отдаленный от Керкуолла остров или островок и предоставили его собственной судьбе.

Боцман резко восстал против подобного решения.

— Все наши ребята, — сказал он, — знают Кливленда и верят ему: он и моряк хороший, и вояка храбрый. К тому же он никогда не давал спиртному окончательно одолеть себя и был всегда в полном порядке и в плавании, и в бою, а потому при нем никогда не случалось, чтобы некому было держать судно на курсе. А что касается благородного капитана Гоффа, — продолжал он, явно желая примирить обе стороны, — так другого такого храбреца из тех, что жуют галеты, еще поискать надо! А потому я всегда буду за него горой! Но зато когда загрузится он грогом — это я ему прямо в глаза скажу! — тут он начинает откалывать такие штучки да шуточки, что никакого сладу с ним нет. Да вы все помните, как он чуть было не выбросил судно на этот треклятый Хорс-оф-Копинша, как его называют, а ведь все только из озорства! А еще помните, как он на общем совете взял да и выстрелил под столом из пистолета и попал Джеку Дженкинсу в колено, так что бедняга лишился ноги — все из-за этой шуточки [111] В действительности этот подвиг приписывается знаменитому пирату Эври, который внезапно и без малейшего повода выстрелил из пистолета под столом, за которым сидел и выпивал вместе с приятелями; он тяжело ранил одного из них и считал это весьма остроумной шуткой. Замечательнее всего то, что команда его точно так же отнеслась к этой выходке. (Прим. автора.). !

— Ну, Джек Дженкинс нисколечко от этого не пострадал, — вмешался плотник. — Я отпилил ему ногу пилой не хуже какого-нибудь судового лекарского помощника, культю прижег раскаленным до красна топором, а потом смастерил ему деревяшку; он и ковыляет теперь на ней так же здорово, как и раньше. Джек ведь и на двух-то ногах никогда не умел хорошенько «драть перо» [112] Говорят, что быстро идущее по морю судно «дерет перо», так как от его носа по воде расходится рябь. (Прим. автора.). .

— Ты у нас ловкий парень, плотник, — сказал боцман, — что и говорить! На все руки мастер! Не хотел бы я только испробовать твою пилу да раскаленный топор на собственных ногах, черт бы меня побрал! Пили уж лучше свои кницы! Но дело сейчас не в этом, дело в том, что если нам расстаться с капитаном Кливлендом — а он человек и умный и умелый, — так это, сдается мне, выйдет вроде того, как выбросить лоцмана за борт, когда шторм несет судно на берег. А еще я должен сказать, что не очень-то оно хорошо для благородного человека покинуть своих товарищей, которые ждали его тут, когда лечь им на другой галс нельзя. Вода наша на исходе, и мы так угощались, что и съестные припасы почти все ушли. Уйти без провизии для нас невозможно, а получить ее без доброго согласия граждан Керкуолла мы тоже не можем. А если мы еще здесь задержимся, так нас накроет фрегат «Альциона» — два дня назад его видели за мысом Питер-Хэд, и придется нам тогда качаться на ноке рея да вялиться на солнышке. А если кто и может выручить нас теперь из беды, так это капитан Кливленд. Он один сумеет показать себя перед кёркуоллцами настоящим джентльменом и знает, как с ними справиться: когда заключить с ними честную сделку, а когда и припугнуть, коли представится к тому необходимость.

— Ты что же это, собираешься, значит, честного нашего капитана Гоффа оставить ни при чем? — спросил седой, закаленный бурями, одноглазый пират. Ну и что же, что он шутник, я вот тоже из-за его шуточек и штучек остался без одного фонаря, только никогда еще такой молодчага, как он, не прогуливался по шканцам! И провалиться мне на этом самом месте, а я буду стоять за него до тех самых пор, пока еще светит мой другой фонарь!

— Да ты выслушай меня до конца! — сказал Хокинс. — Этак все равно что говорить с чернокожими олухами! Так вот, я предлагаю, чтобы Кливленд был капитаном только с часу дня и до пяти утра, когда Гофф бывает обыкновенно пьян.

Упомянутый им капитан тут же подтвердил справедливость этих слов, испустив какое-то нечленораздельное ворчание и погрозив пистолетом миротворцу Хокинсу.

— Вот полюбуйтесь-ка, — прибавил Дерри, — и смекалки-то у него хватило только на то, чтобы нализаться в день совета хуже самого последнего матроса.

— Вот именно, — подхватил Банс, — нализался, как свинья Дэви, перед друзьями, врагами и сенатом!

— Да только, — продолжал Деррик, — не годится это, чтобы в один и тот же день было у нас два капитана. Я думаю, пусть лучше чередуются по неделям и пусть Кливленд будет первым.

— Ну, у нас нашелся бы и еще кое-кто, кроме них, — заметил Хокинс, — но так там или этак, а только я ничего не имею против Кливленда и думаю, что он не хуже кого другого поможет нам выйти на глубокую воду.

— Разумеется! — подхватил Банс. — А уж впечатление произведет он на этих кёркуоллцев такое, что сразу поставит их на место, не то что его «трезвый» предшественник. Итак, да здравствует капитан Кливленд!

— Постойте, джентльмены, — произнес Кливленд, который до того сидел молча, — надеюсь, вы не собираетесь выбрать меня капитаном без моего собственного на то согласия?

— А вот и выберем, клянусь лазурным небосводом! — воскликнул Банс. Ведь это же pro bono publico [113] Ради общего блага (лат.). !

— Ну тогда хоть выслушайте меня, — сказал Кливленд. — Раз уж вы так хотите этого, я согласен принять на себя командование судном, ибо вижу, что без меня вам трудно будет выпутаться из создавшегося положения…

— А что? Я же говорил: да здравствует Кливленд! — закричал снова Банс.

— Помолчи, прошу тебя, дорогой Банс, то есть благородный Алтамонт, сказал Кливленд. — Хорошо, я беру это дело на себя, но с одним условием: когда я подготовлю судно к выходу, иначе говоря — когда оно будет снабжено провизией и всем прочим, вы снова передадите командование капитану Гоффу, как я уже говорил раньше, а меня высадите на каком-нибудь острове и предоставите мне выпутываться самостоятельно. Таким образом, я никак не смогу предать вас, ибо буду при вас до самой последней минуты.

— Да и после этой минуты тоже, клянусь небосводом, если я только правильно понимаю дело, — пробормотал про себя Банс.

Вопрос был пущен на голосование, и столь велико оказалось доверие команды к искусству Кливленда и его ловкости, что временное низложение Гоффа встретило весьма слабое сопротивление даже среди его собственных приверженцев, которые вполне резонно заметили: «Уж мог бы он хоть на этот раз воздержаться от водки — ведь дело-то шло о его собственных интересах! Пусть завтра сам и восстанавливает свои права, если хочет!»