Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 12

Первым актом его капитанской власти было тотчас же довести до сведения Магнуса Тройла, что он может продолжать свое путешествие и ему готовы, насколько это возможно, возместить все убытки, причиненные задержкой на пути в Керкуолл. Капитан Кливленд изъявлял также желание, если это угодно будет мистеру Тройлу, лично засвидетельствовать ему свое почтение на борту брига, чтобы поблагодарить его за прежние милости и принести извинения за обстоятельства, сопровождавшие его задержание.

Бансу, которому Кливленд доверил это поручение, как самому воспитанному из всей команды, старый прямодушный юдаллер ответил так:

— Скажите вашему капитану, что я искренне желал бы, чтобы все, кого он останавливает в открытом море, терпели от него так же мало, как претерпел я. Скажите также, что если мы хотим остаться с ним друзьями, то лучше нам держаться на почтительном расстоянии, ибо мне столь же малоприятен гром его пушек на море, как ему не понравился бы свист пули из моего мушкета на суше. Скажите ему, одним словом, что, к сожалению, я ошибался в нем, и лучше бы он приберег для испанцев то обращение, каким награждает своих соотечественников.

— Так вот как ты отвечаешь, вредный старикашка! — воскликнул Банс. Эх, лопни мои печенки, хотелось бы мне переиначить твой ответ да проучить тебя хорошенько, чтобы ты знал, как уважать джентльменов удачи! Но так уж и быть, я не сделаю этого, не сделаю ради двух твоих славных девушек и давнишнего моего приятеля Клода Холкро… Да, стоит мне только взглянуть на него — и тотчас мне вспоминается доброе старое время, как декорации меняли и со свечек нагар снимали! Ну, прощай, тюлений колпак, больше нам говорить с тобой не о чем.

Как только шлюпка с пиратами отвалила от брига и пошла восвояси, Магнус, не слишком доверяя слову джентльменов удачи, как они сами себя называли, поспешил сняться с якоря и отвести свой бриг подальше от пиратского шлюпа. Ветер, по счастью, переменил румб и подул в нужную сторону; по мере того как поднималось солнце, он все крепчал, и юдаллер приказал поставить все паруса и идти к Скапа-Флоу, где собирался высадиться, чтобы сухим путем добраться до Керкуолла. Там он надеялся застать обеих своих дочерей и старого друга, Клода Холкро.

Солнце стояло высоко в небе. Шлюпки непрерывно подвозили с берега на судно запасы провизии и воды, которые, поскольку в работе принимало участие множество рыбачьих парусников, поступали на борт с неожиданной быстротой и принимались командой с такой же расторопностью. Люди работали с большой охотой, ибо всем, кроме самого Кливленда, надоел берег, стоять у которого становилось с каждой минутой все опаснее и где — что казалось пиратам еще худшим злом — не предвиделось никакой добычи.

Банс и Деррик непосредственно руководили погрузкой, тогда как Кливленд в стороне от них молча прохаживался по палубе, только время от времени отдавая соответствующие распоряжения, а затем снова погружаясь в свои мрачные думы.

Есть два разряда людей, которых преступное окружение, ужасы и смуты выдвигают на поприще активных деятелей. Одни по самой своей природе словно созданы и предназначены для страшных деяний: они выползают на свет из своих потаенных убежищ, точно истые демоны, и чувствуют себя среди преступлений как в своей родной стихии. Таков был Бородатый Человек, появившийся в Версале в памятную ночь 5 октября 1789 года, добровольный палач бесчисленных жертв, отданных ему на растерзание жаждущей крови чернью. Но Кливленд принадлежал к другому разряду этих несчастных существ, которые становятся орудием зла скорее в силу внешних обстоятельств, чем по внутренней склонности. Действительно, то, что он вступил на путь беззаконий, просто продолжая дело своего отца, а быть может, для того, чтобы отомстить за него, уже до известной степени смягчало его вину и могло служить своего рода оправданием. К тому же он часто сам с ужасом смотрел на свою профессию и не раз делал усилия, правда, все еще бесплодные, чтобы порвать с ней.

Такие же угрызения совести и сейчас терзали его, и вполне понятно, что мысль о Минне примешивалась к ним и поддерживала их. Кливленд оглядывался также на окружавших его товарищей и хотя прекрасно знал, как они распутны и жестоки, но не допускал и мысли, чтобы им пришлось расплачиваться за его личное упрямство. «Мы сможем сняться с отливом, — думал он. — Зачем же я буду подвергать их опасности, задерживая судно до того часа, когда должна осуществиться угроза, предсказанная этой удивительной женщиной. Все ее сведения, каким бы образом они ни были добыты, всегда оказывались поразительно точными, а ее предупреждение звучало так строго… словно мать напоминала заблудшему сыну о его преступлениях и предупреждала о приближающемся возмездии. А кроме того, какая надежда есть у меня еще раз увидеть Минну? Она, конечно, в Керкуолле, но мне явиться туда — все равно что направить судно прямо на скалы. Нет, я не буду подвергать своих несчастных товарищей такой опасности и снимусь с отливом. На пустынных Гебридских островах или на северо-западном берегу Ирландии я высажусь и вернусь сюда, переодевшись в чужое платье. Но нет! Какой смысл мне возвращаться? Для того, чтобы увидеть Минну женой Мордонта? Нет, пусть судно отходит с ближайшим отливом, но без меня, а я останусь и пойду навстречу своей судьбе».

Тут его размышления были прерваны Джеком Бансом, который доложил «благородному капитану», что они могут сняться с якоря, когда ему будет угодно.

— Когда тебе будет угодно, Банс: я поручаю командование тебе, а сам сойду в Стромнессе, — сказал Кливленд.

— Ну нет! Клянусь небом, этого ты не сделаешь! — воскликнул Банс. Передать командование мне! Хорошенькое дело! Черта с два, станет мне повиноваться экипаж, когда даже Дик Флетчер нет-нет да и бунтует. Ты сам прекрасно знаешь, что без тебя не пройдет и получаса, как мы все перегрызем друг другу глотки; а если ты бросишь нас, то, клянусь веревкой, какая тогда разница, прикончит ли нас корабль его величества или мы сами прикончим один другого. Да полно, капитан, на свете много чернооких красавиц, но где ты найдешь еще такое славное судно, как наш крошка «Баловень», да еще с командой готовых на все молодцов, которые:

— Да ты совсем рехнулся, Джек Банс! — сказал Кливленд, досадуя и невольно забавляясь выспренним тоном и напыщенными жестами помешанного на театральном искусстве пирата.