Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 12

Но когда она обогнула угол здания, за которым скрывалась отбрасывавшая тень фигура, то не заметила ничего, что могло бы указать ей, куда направиться дальше, и после минутного раздумья девушка поняла, что всякая попытка нагнать неизвестного будет в одинаковой степени безумной и бесцельной. Кроме многочисленных выступов и углублений причудливо возведенного замка и его служб, кроме всевозможных погребов, кладовых, конюшен и тому подобных построек, среди которых ей одной искать кого-то было бы делом совершенно бесполезным, от дома до самого берега тянулась невысокая гряда скал, представлявших естественное продолжение береговых утесов, с множеством впадин, пустот и пещер, в любой из которых могло скрыться таинственное лицо со своей роковой ношей; ибо в том, что она была роковой, Минна почти не сомневалась.

После краткого раздумья молодая девушка убедилась, как мы уже говорили выше, в полной бессмысленности своих дальнейших поисков. Следующей ее мыслью было поднять тревогу и разбудить обитателей замка, но что тогда пришлось бы ей рассказать всем присутствующим и какие имена назвать? С другой стороны, раненый — если он в самом деле был только ранен, а не убит — мог нуждаться в немедленной помощи. При этой мысли Минна готова была уже позвать кого-либо, как вдруг расслышала голос Клода Холкро, который возвращался, очевидно, из гавани, напевая по своей привычке отрывок из старой норвежской баллады; по-английски она звучала бы следующим образом:

Поразительное соответствие слов этой песни с тем положением, в котором находилась Минна, показалось ей предостережением небес. Мы описываем здесь страну, полную предрассудков, где сильна еще вера в предзнаменования, и, быть может, тому, кто не одарен слишком большой фантазией, трудно вообразить себе, как эти суеверия на известной ступени общества могут влиять на человеческое сознание. Строчка из Вергилия, раскрытого наудачу, в семнадцатом веке при дворе английского короля считалась предсказанием свыше [86] Знаменитые «Sortes Virgilianae» («Прорицания Вергилия» (лат.). Ред.) были использованы Карлом I и его придворными для гадания (Прим. автора.). , и нет ничего удивительного в том, что девушка, выросшая на далеких и диких Шетлендских островах, приняла за волю неба стихи, смысл которых, казалось ей, так подходил к ее собственной судьбе.

— Я буду молчать, — пробормотала Минна. — Я наложу печать на свои уста.

— Кто здесь разговаривает? — с испугом спросил Клод Холкро, ибо хотя он объездил немало чужих стран, однако все еще не мог полностью избавиться от суеверных представлений своей родины. Минна в том состоянии, в которое привели ее отчаяние и ужас, сначала не в силах была ничего ответить, и Холкро, устремив взор на белую женскую фигуру, которую он видел весьма смутно, ибо она стояла в тени дома, а утро было туманным и пасмурным, принялся заклинать ее старинным заговором, который показался ему подходящим к случаю; его дикие и ужасные звуки и путаный смысл не нашли, быть может, полного отображения в следующем переводе:

— Это я, Холкро, — прошептала Минна таким слабым и тихим голосом, что он вполне мог сойти за еле слышный ответ заклинаемого им призрака.

— Вы? Вы? — вырвалось у Холкро, и тревога его сменилась крайним изумлением. — Вы здесь, при луне, хотя свет ее, правда, уже бледнеет. Разве мог я подумать прелестнейшая Ночь, что встречу вас в вашей собственной стихии! Но тогда, значит, вы видели их так же хорошо, как и я, и были настолько мужественны, что даже пошли за ними вслед?

— Видела… кого? Пошла… за кем? — спросила Минна, надеясь, что сейчас он откроет ей причину ее страха и тревоги.

— Блуждающие огни, что плясали над бухтой, — ответил Холкро. — Но только это не к добру, вот увидите. Ведь вы хорошо знаете, что говорится в старой песне:

Я прошел уже полпути, желая взглянуть на них, но они исчезли. Мне показалось, правда, что кто-то оттолкнул от берега лодку… Должно быть, отправился на дальние промыслы. Да, хотел бы я, чтобы добрые вести пришли от наших рыбаков, а то сначала Норна в гневе покинула нас, а теперь вот эти блуждающие огни! Господь спаси и помилуй! Я старик и могу только желать, чтобы все кончилось благополучно. Но что с вами, милая Минна? Слезы на глазах! А теперь при свете луны я вижу, клянусь святым Магнусом, что вы еще и босиком! Неужели во всей Шетлендии не нашлось достаточно мягкой шерсти на чулочки для этих прелестных ножек, таких беленьких в лунном сиянии? Но вы молчите? Рассердились, быть может, — прибавил он более серьезным тоном, — на мои шутки? Ну как не стыдно, неразумное вы дитя! Ведь я старик, годился бы вам в отцы и, правда, всегда любил вас как родную дочь.

— Я не сержусь, — произнесла наконец Минна, с трудом заставляя себя говорить, — но разве вы ничего не слышали, ничего не видели? Ведь они должны были пройти мимо вас.

— Они? — переспросил Клод Холкро. — Кто это они — блуждающие огни, что ли? Нет, они мимо меня не проходили. Они скорее пронеслись мимо вас и коснулись вас своими тлетворными чарами: вы сами сейчас бледны как привидение. Но идите-ка сюда, — прибавил он, открывая одну из боковых дверей дома. — Прогулки при лунном свете больше подходят для таких престарелых поэтов, как я, чем для молоденьких девушек, да еще столь легко одетых. О юная дева, остерегайтесь так беззаботно выходить навстречу ветрам шетлендской ночи — они несут на своих крыльях больше дождя и снега, чем ароматов. Но входите же, дитя мое, ибо, как сказал достославный Джон, или, вернее, как он не говорил, так как сейчас я не могу припомнить в точности его строчек, а как сказал я сам в прелестном стихотворении, написанном, когда моей музе было от десяти до двадцати лет.