Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13

— Во имя неба, ты ли это, Ричи?

— А кто же еще, милорд? — ответил Ричи. — Я подумал, что, пока ваша светлость живет в этом месте, вам будет приятно, если прислуживать вашей светлости будет человек, не состоящий здесь на службе.

— Я удивлен, что мне вообще кто-то прислуживает, а в особенности ты, Ричи. Ведь мы с тобой расстались, и я думал, что ты давно в Шотландии.

— Прошу прощения у вашей светлости, но мы еще не расстались и вряд ли так скоро расстанемся. Для расторжения договора, как и для его заключения, нужно согласие двух сторон, и хотя вашей светлости было угодно вести себя так, что дело шло к разрыву, я по зрелом размышлении почел за благо не оставлять вас. Говоря откровенно, если ваша светлость не понимает, что такое верный слуга, то я отлично знаю, что значит добрый господин. Коли уж на то пошло, так мне теперь будет еще легче служить, ибо вы лишены возможности преступать границы благоразумия.

— Я и в самом деле вынужден хорошо себя вести, — с улыбкой сказал лорд Гленварлох. — Но надеюсь, ты не воспользуешься моим положением и не станешь слишком строго относиться к моим безрассудным выходкам?

— Избави бог, милорд, избави бог! — проговорил Ричи тоном, в котором самодовольное сознание собственного превосходства сочеталось с искренним чувством преданности. — Тем более что ваша светлость должным образом осознали свои безрассудства. Было время, когда, и верно, я считал своим скромным долгом выражать вам неудовольствие, но сейчас было бы недостойно упрекать вас. Нет, нет, я и сам подчас могу заблуждаться, у меня тоже есть свои слабости: человек далек от совершенства.

— И все же, Ричи, как я ни благодарен тебе за предложение услуг, я не могу скрыть от тебя, что они не принесут мне здесь большой пользы, а тебе могут причинить вред.

— Еще раз прошу прощения у вашей светлости, — прервал Ричи, непререкаемость тона которого усилилась вдесятеро против обычного благодаря преимуществу его положения, — я так устрою дела, что для вашей светлости моя служба будет чрезвычайно полезна, а я нисколько не пострадаю.

— Не представляю себе, как этого можно достигнуть, друг мой, — сказал лорд Гленварлох, — когда даже твои денежные обстоятельства…

— Что касается денег, милорд, — опять перебил Ричи, — то я не худо обеспечен и по некоему стечению обстоятельств мое пребывание здесь не будет обременительным для вашей светлости и в тягость для меня. Но только я убедительно прошу позволения выговорить себе определенные условия.

— Выговаривай себе что хочешь, — сказал лорд Гленварлох, — ты все равно будешь поступать, как тебе заблагорассудится, с условиями или без них. Если ты не хочешь оставить меня, что, на мой взгляд, было бы самым разумным, то служи мне на любых условиях.

— Все, чего я требую, милорд, — произнес Ричи серьезным и подозрительно скромным тоном, — это неограниченной свободы действий, которой я должен располагать в связи с важными хлопотами; вы же будете пользоваться моим обществом и услугами всегда, когда это окажется удобно для меня и понадобится вашей светлости.

— Причем единственным судьей в этом вопросе будешь, разумеется, ты, — улыбаясь, заметил Найджел.

— Бесспорно, милорд, — с важностью ответил Ричи, — ваша светлость знает только то, что вам нужно, тогда как я вижу дело с обеих сторон и знаю, что полезно для вас и важно для меня.

— Ричи, добрый мой друг, — сказал Найджел, — боюсь, такие условия, которые ставят господина в зависимость от слуги, вряд ли подошли бы мне, будь мы оба на свободе, но так как я арестант, то могу находиться в твоем распоряжении с таким же успехом, как в распоряжении многих других. А потому ты волен приходить и уходить когда захочешь, коль скоро бесполезно советовать тебе вернуться на родину и предоставить меня моей участи.

— Пусть у меня отнимутся ноги, если я соглашусь на это, — сказал Мониплайз. — Я не тот человек, чтобы покинуть вашу светлость в ненастную погоду, после того как столько времени жил при вас припеваючи, пока вам светило солнце. Что бы ни случилось, нас еще ждут впереди ясные деньки.

Пропев этот куплет на манер певца баллад, чей голос словно охрип от натуги, состязаясь с ревом северного ветра, Ричи Мониплайз помог лорду Гленварлоху подняться и одеться, не упуская возможности при каждом удобном случае выразить самое торжественное и почтительное внимание; затем он прислуживал ему за завтраком и наконец удалился, сославшись на дело чрезвычайной важности, отзывающее его на несколько часов.

Найджел не мог не предвидеть, что самодовольство и непререкаемый тон Ричи Мониплайза будут порой неизбежно раздражать его, но вместе с тем ему было отрадно убедиться в прочной и неизменной преданности, проявленной в данном случае его верным слугой, чьи заботы, как он надеялся, скрасят ему томительную скуку заключения. Он с радостью узнал от тюремщика, что слуге его дозволен свободный вход в то время, какое отведено тюремными правилами для посетителей.

Между тем великодушный Ричи Мониплайз достиг тауэрской пристани. С презрением оглядев яличников, обступивших его со всех сторон, он взмахом руки отклонил их назойливые предложения и с достоинством воскликнул: «Четверку, да получше!», чем привел в движение праздных «тритонов» более высокого ранга, которые при первом взгляде на него сочли его недостойным своих услуг. Ричи нанял одну из дорогих лодок, уселся на корме с важным видом и, сложив на груди руки под просторным плащом, приказал грести к Уайтхоллу. Благополучно прибыв во дворец, он спросил мейстера Линклейтера, помощника смотрителя кухни его величества. Ему ответили, что мейстера Линклейтера нельзя видеть, так как он занят приготовлением куриного бульона с луком-пореем для самого короля.

— Передайте ему, — сказал Мониплайз, — что приятель-земляк желает поговорить с ним о весьма важном деле.

— Приятель-земляк? — переспросил Линклейтер, когда ему передали эту неотложную просьбу. — Ладно, впустите его, чтоб его черти взяли! Небось какой-нибудь рыжий долговязый эдинбуржец, прослышав о моем повышении, явился наниматься с моей помощью вертельщиком или кухонным служителем. Как мешают человеку, идущему в гору, всякие приятели, которые цепляются за его подол, надеясь, что он потянет их за собой. А-а, Ричи Мониплайз, ты ли это? Что привело тебя сюда? Если в тебе признают того олуха, что на днях испугал лошадь короля…

— Не будем вспоминать того, что было, сосед, — сказал Ричи. — Я опять по тому же делу: мне надо поговорить с королем.