Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13

Девушке едва минуло пятнадцать лет, когда леди Гермнона приехала в Англию. Маргарет очень часто бывала у своего крестного, которому доставляли большое удовольствие ее детские выходки и безыскусственная прелесть, с какой она пела песни своей родины. Избалована она была донельзя — и снисходительностью крестного, и рассеянностью и безразличием отца, и потаканием всех окружающих капризам красавицы и богатой наследницы. Но хотя городская красотка от этого стала своенравной, капризной и жеманной, какими почти неизбежно делаются те, кому безмерно потакают, и хотя в одних случаях она проявляла ту смесь крайней застенчивости, молчаливости и сдержанности, которую барышни-подростки принимают за образец девической скромности, а в других случаях отличалась изрядной дерзостью, какую молодость иногда смешивает с остроумием, — несмотря на все это мистрис Маргарет обладала большой долей проницательности и здравым смыслом, нуждавшимся для своего развития лишь в житейском опыте; природа наделила ее также живым, веселым, добродушным характером и прекрасным сердцем. Блажь, какую Маргарет на себя напускала, в значительной степени усиливалась от чтения пьес и романов; она уделяла им очень много времени и почерпнула из них понятия, совершенно отличные от тех, какие могла бы усвоить благодаря неоценимым и доброжелательным советам любящей матери, а всякие ее причуды и капризы подали повод к небезосновательным упрекам в жеманстве и кокетстве. Однако девушка была достаточно умна и хитра, чтобы скрывать свои недостатки в присутствии крестного, к которому была искренне привязана. Она настолько завоевала его расположение, что по его просьбе была даже допущена к таинственной затворнице.

Странный образ жизни, какой вела леди Гермиона, ее необыкновенная красота, еще более подчеркнутая крайней бледностью, тщеславное чувство удовлетворения, испытываемое Маргарет оттого, что она удостоилась чести ближе чем кто бы то ни было познакомиться с особой, окутанной непроницаемой тайной, — все это произвело глубокое впечатление на юную дочь часовщика. И хотя беседы с леди Гермионой не бывали ни долгими, ни задушевными, Маргарет, гордая оказанным доверием, хранила такое глубокое молчание о предмете их разговоров, как будто каждое оброненное ею слово могло стоить ей жизни.

Никакие расспросы, искусно подкрепленные лестью и заискиванием, будь то со стороны миссис Урсулы или любого другого лица, в равной мере любопытного, не могли вырвать у девушки ни слова о том, что она слышала или видела в таинственном жилище, отрезанном от всего мира. Малейшей попытки выведать что-либо о привидении в доме мейстера Гериота было достаточно, чтобы заставить Маргарет умолкнуть в самый разгар беззаботной болтовни.

Мы упоминаем об этом главным образом для того, чтобы показать твердость характера, проявившуюся у Маргарет уже в раннем возрасте, — твердость, скрытую под сотней разных шалостей и сумасбродств, как старинная массивная арка скрывается под причудливым покровом из плюща и вьюнков.

Впрочем, если бы девушка и рассказывала обо всем, что слышала и видела в покоях святого Роха, она вряд ли удовлетворила бы любопытных своими слишком скудными сведениями.

В начале их знакомства леди Гермиона имела обыкновение отдаривать свою маленькую приятельницу за незначительные услуги недорогими, но изысканными вещицами и занимала ее, показывая заграничные диковинки и безделушки, нередко весьма ценные. Иной раз время проходило для Маргарет куда менее приятно; это бывало тогда, когда Полина обучала ее вышиванию. Несмотря на то, что наставница владела этим искусством в совершенстве, достигнутом в то время лишь монахинями чужеземных монастырей, ученица оказалась такой неисправимо ленивой и неловкой, что вышивание в конце концов оставили — и заменили уроками музыки. Здесь Полина также показала себя на редкость способной учительницей, и Маргарет, одаренная от природы, преуспела как в пении, так и в игре на инструментах. Уроки эти происходили при леди Гермионе, ибо, как видно, доставляли ей большое удовольствие. Порой она и сама принималась подпевать чистым, мелодичным голосом, но это случалось только тогда, когда музыка была духовного характера. По мере того как Маргарет становилась старше, общение ее с затворницей приобретало иной характер. Ей позволяли рассказывать обо всем, что она видела в городе, и даже поощряли к этому. Леди Гермиона, отмечая про себя сообразительность, цепкую память и острую наблюдательность молодой девушки, часто находила нужным предостеречь ее от опрометчивости в суждениях и от резкости в их выражении. Привыкнув уважать эту необыкновенную женщину, мистрис Маргарет, отнюдь не испытывавшая удовольствия от чьих-либо возражений и порицаний, терпеливо выслушивала наставления своей покровительницы, сознавая, что они даются с добрыми намерениями. Но в глубине души она отказывалась понять, как мадам Гермиона, никогда не покидающая четырех стен, может учить жизни ту, которая по два раза в неделю совершает путь от Темпл-Бара до Ломбард-стрит да, кроме того, каждое воскресенье в хорошую погоду прогуливается в парке. Красавица Маргарет настолько не выносила ничьих увещаний, что связь ее с обитательницами покоев святого Роха, по всей вероятности, слабела бы по мере расширения круга ее знакомств, если бы, с одной стороны, у нее уже не выработалась непреодолимая привычка почитать свою наставницу, а с другой — если бы ей не было лестно доверие, оказываемое ей предпочтительно перед другими, напрасно его жаждавшими. Вдобавок обычно серьезные речи леди Гермионы не были ни строгими, ни чопорными, и когда подчас Маргарет осмеливалась пускаться при ней в легкомысленные разговоры, леди Гермиону это не раздражало, хотя монна Паула подымала глаза к небу и испускала вздох сострадания, какое испытывает благочестивая душа к поклонникам суетной и безбожной жизни. Короче говоря, девушка, хотя и не без гримасы неудовольствия, прислушивалась к серьезным увещаниям леди Гермионы, тем более что тайна, связанная с личностью ее наставницы, с самого начала соединялась в ее представлении с неясной идеей о богатстве и знатности, что скорее подтвердилось, чем было опровергнуто, многими обстоятельствами, которые она подметила позднее, когда уже была способна наблюдать.

Случается часто, что советы, кажущиеся нам докучливыми, когда мы их не просим, становятся в наших глазах драгоценными, когда под гнетом невзгод мы начинаем меньше доверять собственному суждению, чем в беззаботные дни, особенно если мы предполагаем, что советчик в силах и склонен подкрепить свой совет существенной помощью. Мистрис Маргарет очутилась теперь именно в таком положении, когда ей требовались, или она полагала, что требовались, совет и помощь. Проведя тревожную, бессонную ночь, она наутро решила обратиться к леди Гермионе, ибо была уверена, что та охотно даст совет и, как Маргарет надеялась, сможет оказать помощь. Состоявшийся между ними разговор лучше всего объяснит цель ее посещения.