Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13

«Она права, я могу извлечь пользу из ее урока. Всю мою жизнь я прибегал к услугам других, вместо того чтобы более достойным образом обходиться собственными силами. Я чувствую себя жалким, когда долгая привычка заставляет меня испытывать неудобства из-за отсутствия слуги, я стыжусь этого. Но куда больше я стыжусь того, что та же привычка перекладывать свою ношу на чужие плечи сделала из меня с той поры, как я приехал в Лондон, жертву обстоятельств, на которые я даже и не пытался влиять, лицо бездействующее и лишь испытывающее всевозможные чужие воздействия, опекаемое одним другом, обманутое другим, но, извлекающее ли выгоду из знакомства с одним, претерпевающее ли зло от другого, всегда пассивное и беспомощное, как корабль без руля и ветрил, отданный на волю волн и ветра. Я стал царедворцем по совету Гериота, картежником — по наущению Дэлгарно, эльзасцем — по желанию Лоустофа. Что бы ни случалось со мной хорошего или плохого, всем я обязан деятельности других, но не своей. Сын моего отца более не будет следовать по этому легкому, ребяческому пути. Выживет он или умрет, утонет или выплывет, но с этой минуты безопасность, успех и честь Найджела Олифанта будут зависеть от его собственных усилий; и если он погибнет, то по крайней мере с сознанием, что он действовал по своей воле. Я запишу себе в записную книжку ее доподлинные слова: „Умный человек — сам себе лучший слуга и помощник“.

Только опустил он книжку обратно в карман, как в комнату, прихрамывая, вошла старая поденщица, самым безжалостным образом искалеченная ревматизмом, что вряд ли способствовало ее расторопности; она пришла выяснить, не перепадет ли ей что-нибудь от незнакомца за услуги. Она охотно взялась доставить лорду Гленварлоху завтрак, а так как харчевня находилась в соседнем доме, то старуха справилась с этим много быстрее, чем предполагал Найджел.

Едва он закончил в одиночестве завтрак, как ему сообщили о приходе привратника, или сторожа, искавшего мейстера Грэма по поручению его приятеля, мейстера Лоустофа; старуха ввела посланца в комнату, и он вручил Найджелу небольшой чемодан с платьем, которое тот просил доставить ему, а затем с таинственным видом извлек из-под плаща шкатулку, или ларчик.

— Очень рад, что избавляюсь от нее, — сказал он, ставя шкатулку на стол.

— Отчего же? Ведь она не так уж и тяжела, — заметил Найджел, — а на вид вы человек крепкий.

— Э-э, сэр, — ответил привратник. — Самсон, и тот не решился бы нести ее открыто через Эльзас, если б здешним головорезам было известно, что это такое. Сделайте милость, сэр, загляните туда и проверьте, все ли цело. Я человек честный и отдаю вам все в полной сохранности, а вот долго ли оно в таком виде останется, будет зависеть от вас самих. Я не хочу, чтобы мое доброе имя пострадало, если потом получится какое-нибудь недоразумение.

Дабы успокоить совестливого посланца, лорд Гленварлох открыл при нем шкатулку и убедился, что весь его небольшой капитал и несколько ценных документов, в частности указ с королевской подписью, лежат в том же порядке, в каком были им оставлены. Уступив дальнейшим настояниям, Найджел воспользовался письменными принадлежностями, которые находились в шкатулке, и написал записку мейстеру Лоустофу, подтверждая в ней, что имущество его доставлено в целости и сохранности. Он добавил несколько слов признательности за дружескую услугу, запечатал письмо и как раз передавал посланному, когда в комнату вошел старик хозяин. Поношенное черное платье на нем было теперь в большем порядке, нежели при первом его появлении, когда он выскочил полуодетый, а нервы и разум как будто поуспокоились, ибо, почти не кашляя и не запинаясь, он предложил Найджелу отведать легкого эля, принесенного им в большой кожаной кружке; он держал кружку в одной руке, а другой помешивал эль веточкой розмарина, чтобы, как он сказал, придать ему аромат. Найджел отклонил учтивое предложение, дав при этом понять своим видом, что он недоволен таким вторжением в комнату; кстати сказать, он имел полное право быть недовольным, если вспомнить холодный прием, оказанный ему утром, когда он, переступив границу своих владений, очутился в хозяйских покоях. Но раскрытая шкатулка содержала вещество, точнее металл, настолько притягательный для старого Трапбуа, что тот застыл на месте, словно легавая, делающая стойку; он вытянул нос и выставил одну руку наподобие упомянутого четвероногого, поднимающего лапу в знак того, что оно почуяло зайца. Найджел собирался было, захлопнув крышку, разрушить чары, сковавшие старика, но внимание его отвлек посланец, который спросил, оставить ли письмо в комнате мейстера Лоустофа в Темпле или же отнести его в Маршалси.

— В Маршалси? — переспросил лорд Гленварлох. — При чем тут Маршалси?

— Да как же, сэр, — ответил привратник, — ведь бедного джентльмена упрятали за решетку за то, что по доброте сердечной он помог человеку в несчастье. Вот уж верно говорят: «в чужом пиру похмелье».

Найджел поспешно взял назад свое письмо, взломал печать и сделал приписку, где настоятельно просил немедленно ознакомить его с причиной заключения Лоустофа, присовокупив в конце, что если заключение это находится в связи с его, Найджела, злополучным делом, то долго оно не продлится, ибо еще до получения этой важной новости, столь настоятельно требующей от него, чтобы он предал себя в руки правосудия, он и сам принял такое решение, считая, что это наиболее достойный и правильный выход, какой оставили ему злая судьба и его собственное безрассудство. А посему он заклинает мейстера Лоустофа не проявлять излишней щепетильности и, поскольку Найджел все равно решил отдаться в руки правосудия, пожертвовав свободой ради сохранения своего доброго имени, Лоустоф должен откровенно сказать, каким образом можно скорее всего вызволить его из тех тягостных обстоятельств, в которые, как опасается автор письма, вовлекло того великодушное участие в его судьбе. В заключение Найджел сообщал, что будет ждать ответа двадцать четыре часа, а по прошествии этого срока приведет свой план в исполнение. Найджел отдал записку посланному и, подкрепив свою просьбу монетой, попросил того, не мешкая ни минуты, доставить письмо в руки мейстеру Лоустофу.

— Я… я отнесу письмо сам, — вмешался старый ростовщик, — за половинное вознаграждение.

Привратник, усмотрев в его словах посягательство на свои чаевые, живо припрятал деньги в карман и со всех ног бросился исполнять поручение.

— Мейстер Трапбуа, — несколько раздраженно сказал Найджел, — у вас было ко мне какое-нибудь дело?

— Я… я зашел узнать, хорошо ли вы спали, — ответил старик, — и… и не могу ли я чем-нибудь услужить вам… за определенное вознаграждение.