Александр Барышников - Клад Соловья-Разбойника

— Жрецы не допустят несправедливости, — не очень уверенно сказал Кытлым.

— Они боятся Суксуна, — горячо возразила Юма, — Ему подвластно все, и он не остановится, пока не добьется своего. Сердце мое говорит, что это он все подстроил! Он затуманил твой разум, он заколдовал твою стрелу. Он погубит тебя, Кытлым, а меня отдаст Чермозу…

Она горестно, безутешно заплакала, а Кытлым, стиснув зубы. припал к стене — но что он мог сделать?

— Ты должен бежать, — заговорила Юма, немного успокоившись. — Я помогу тебе, и мы вдвоем покинем страну биаров.

Кытлым молчал, опасаясь, что девушка снова заплачет.

— Уйдем на Вотскую реку, в Весьякар или еще дальше, воты мирные и добрые, нас примут. Отец мой бывал в их стране, он много рассказывал, от него я знаю дорогу…

— И все биары будут считать Кытлыма трусом? — не выдержал он.

— А разве лучше быть врагом? — не сдавалась Юма. — Если ты останешься, тебя скормят Большой реке, как заклятого недруга всех биаров.

— Не знаю, что тебе ответить, — честно признался Кытлым.

— Тихо! — предупредила девушка. — Кто-то идет сюда. Прощай — до завтра…

Проснувшийся дозорный, зевая и бормоча что-то под нос, обходил храм.

Добравшись до пристроя, он едва не наткнулся на другого дозорного, мирно спавшего под дверью:

— Эй, приятель, — проворчал первый, помахав факелом над лицом спящего, — твое счастье, что я не Суксун.

Утром следующего дня Юма пришла к Кытлыму.

— Жрец Нырб позволил покормить тебя, — сказала она, входя в храмовый пристрой. Когда пленник поел, она смазала его спину снадобьем, приготовленным матерью Кытлыма. Сразу стало намного легче, он улыбнулся и обнял Юму. Девушка в ответ тоже улыбнулась и доверчиво прижалась к своему возлюбленному.

— К вечеру ты будешь здоров, — пообещала она, — Ты должен быть здоров, ведь нам с тобой предстоит трудное и опасное путешествие.

— Я не собираюсь бежать. — Кытлым помрачнел и отстранился от Юмы. Уходи!

Когда солнце перевалило за полдень, у жилища Чермоза спешился усталый всадник. Чермоз поспешно вышел на улицу и глянул на прибывшего нетерпеливым взглядом. Гонец низко поклонился и сказал несколько слов. Вскоре Чермоз был в храме.

— Твой приказ выполнен, — сказал он Суксуну. — Чужаки, захваченные моими воинами в разных местах, собраны теперь на Большой поляне. Их вожак тоже там.

— Молодец, сын, — сказал главный жрец.. — Древний храм Старой Биармии был ограблен нурманами только потому, что у тогдашних жрецов не были такого помощника и защитника, как ты. Я горжусь тобой, Чермоз, и точно знаю, что когда-нибудь ты займешь мое место.

— Благодарю, отец, — Чермоз поклонился, молодое его лицо порозовело от удовольствия.

— Много дней ты зорко стерег наших непрошеных гостей, — вновь заговорил Суксун, — настала пора показать их биарам. Действуй!

Кытлым услышал, как у храма началась какая-то суматоха, послышался глухой конский топот, который вскоре удалился и затих в лесных чащах закатной стороны. Сразу после этого у храма собрались ближние биары — люди рода Голубой Змеи. Сквозь шелест листвы был слышен испуганный шепот сородичей, которые что-то взволнованно обсуждали.

— Я говорил! — раздался торжествующе-гневный голос Суксуна. — Я предупреждал, что биаров ждут большие несчастья? Я не ошибся — чужие пришли на нашу землю. Это не купцы из дальних краев, не соседи наши булгары или вогулы, которые с миром проплывают по Большой реке. Это чужаки, замыслившие зла против биаров. Такое уже было много-много лет назад, когда предки наши жили в холодных, но богатых землях полночной стороны. Вот так же пришли чужие и ограбили храм нашего бога Йомалы. После этого Старая Биармия рассыпалась. Но великий Йомала не дал ей погибнуть. Здесь, на берегах Большой Реки, был построен новый храм, а вокруг него возникла новая, Великая Биармия.

Разве плохо жили мы с вами? Но нечестивец Кытлым убил покровительницу рода, любимую дочь Голубой Змеи, и Голубая Змея прогневалась на всех биаров. Поэтому пришли чужие люди. Узнав об этом, мой сын Чермоз отправился на битву с ними, и я знаю, что. он не пожалеет своей молодой жизни ради спасения храма и всей страны биаров. Я верю, что он победит, но его победы мало для воцарения мира и спокойствия на этой земле. Мы должны по-настоящему наказать виновника наших несчастий. Скажите, какой участи заслуживает Кытлым из рода Голубой Змеи?

Толпа взбудораженно загудела, и в этом гомоне и гуле нельзя было разобрать ни олова.

— Правильно! — одобрительно крикнул главный жрец. — Я полностью согласен с вами. Только смертью он сможет искупить вину свою перед биарами, перед Голубой Змеей и великим Йомалой. Мы принесем его в жертву Большой Реке, и наши боги вернут нам свою милость.

— Обычай запрещает приносить в жертву людей, — вмешался жрец Нырб.

Суксун гневно сверкнул глазами.

— Ты нарушаешь обычай единства выходящих к народу жрецов, — оказал он тихо, но с такой яростью, что Нырбу стало не по себе. — Мне непонятно, зачем ты это делаешь. Но раз ты по непонятной причине нарушаешь один обычай, я нарушу другой, и сделаю это ради счастья всех биаров.

Нырб, опустив голову, молчал.

— Ты прав, Суксун: — прошептал Кытлым и горько заплакал. Вечером привели чужаков.

— Вот этот, — говорил Чермоз, показывая на лежащего человека с окровавленным лицом, — их предводитель. По дороге он начал что-то говорить, похоже, подговаривал их на побег или бунт. Мне пришлось заставить его замолчать. Правда, после этого он не смог идти. Не тащить же нам эту падаль: Пришлось развязать тех двоих, чтобы они волокли своего глупого повелителя. Но мои люди не спускали с них глаз!

— Молодец! — похвалил Суксун. — Вижу, им отсюда не вырваться. Но все же, думаю, главаря надо поместить отдельно. Порою не знаешь, чего ждать от своих, а от чужих тем более:

И отдал приказания воинам.

— Ты решил поместить главаря чужаков вместе с Кытлымом? — Удивленно спросил Чермоз.

— Да! — решительно ответил главный жрец. — Если кто-то в темноте ненароком придушит убийцу священной змеи: у нас будет гораздо меньше хлопот.

— Понимаю, — Чермоз одобрительно кивнул головой. — Значит, тех двоих можно не связывать:

Николка Семихвост и Васька Бессол, подхватив избитого Петрилу, втащили его в храмовый пристрой, и тотчас дверь за ними захлопнулась. Остальных ватажников биары загнали в огромный сарай, где с осени хранился корм для священных быков. К началу лета сарай был почти пуст, только в дальнем углу горбилась небольшая охапка слежавшегося сена.

Васька первым делом начал распутывать узлы на руках воеводы, а Николка немешкотно отправился исследовать темницу. Сделав несколько осторожных шагов вдоль стены, он внезапно получил довольно ощутимый удар в лоб, вскринул, отшатнулся, а потом, зажмурив глаза, бросился вперед, и через несколько мгновений отчаянной борьбы крепкие его пальцы сжалясь на горле невидимого в темноте человека. Тот захрипел, забился всем телом, пытаясь вырваться из железных объятий ватажника.