Пьер Понсон дю Террайль - Тайны Парижа

И, говоря это, Гонтран захохотал.

— Прав ли я, сударыня? — обратился он к Леоне. — Будьте любезны сказать ваше мнение.

Леона молча бросила на Гонтрана взгляд, ясно говоривший: «Ах! Зачем ты не был всегда таким?»

— Однако, — снова заговорил Гонтран, — я благороднее тебя. Я мог бы убить тебя без всяких рассуждений, но предпочитаю предоставить тебе возможность защищаться. Я предлагаю тебе на выбор: шпагу или пистолет. Леона будет наградой победителю.

Зубы графа застучали от ужаса.

Ну, скорее! — торопил Гонтран, схватив графа за руку и вытаскивая его из кареты. — Выбирай…

— Пощадите! — пробормотал разбойник. Гонтран обернулся к Леоне и холодно сказал ей:

— Сударыня, мне жаль вас: вы любите труса!

Леона вспыхнула, как раненая пантера. Она, взглянув на мужа презрительно и гневно, сказала ему:

— Ну, убей же этого человека, презренный! Убей же его! Джузеппе побледнел и погрузился в какое-то мрачное оцепенение. Флорентинка выхватила из рук разбойника шпагу и подала ее графу. Он взял ее, но шпага выскользнула из его руки и тяжело упала на землю.

— О, трус, трус, негодяй! Возмутительный трус! — шептала она со злобой.

И, подняв шпагу, она слегка коснулась ею лица мужа, забывшего, что он разбойник. Это оскорбление отчасти вернуло энергию Джузеппе: он вырвал шпагу из рук Леоны и кинулся на Гонтрана, вскрикнув от гнева. Маркиз ловко отразил удар, и спустя несколько минут граф был обезоружен, а шпага Гонтрана коснулась его груди.

— Твоя жизнь в моих руках, — сказал он ему.

— Ну, так убейте его! — вскричала Леона.

— Я буду великодушнее тебя, — сказал Гонтран. — Ты отнял у меня богатство и ту, которую я любил, а я предлагаю тебе: выбирай!

Леона вздрогнула от гнева. Взгляд ее, полный ненависти, направился на Гонтрана, на Джузеппе же она взглянула с презрением.

— Выбирай, — продолжал маркиз, — Леону или богатство; или уступи мне первую, или же подпиши мне вексель на четыреста тысяч ливров с предъявлением твоему неаполитанскому банкиру и увози свою жену.

— Никогда! — прошептал Джузеппе.

— Значит, ты выбираешь деньги?

— Да!

— И отказываешься от Леоны? Разбойник утвердительно кивнул головой.

— Вы видите, сударыня, — сказал Гонтран. — Джузеппе ценит вас менее четырехсот тысяч ливров, тогда как я отдал за вас все, что имел.

И Гонтран продолжал, обращаясь к неаполитанцу:

— Убирайся, негодяй!

В это время Леона подбежала к одному из разбойников, вытащила у него из-за пояса пистолет и, направив его в лоб мужу, выстрелила. Джузеппе упал смертельно раненный. Тогда Леона бросила пистолет и обернулась к Гонтрану.

— Я отомщена! — сказала она. — Теперь делайте со мною, что хотите.

— Сударыня, — любезно ответил маркиз, — я провожу вас в ваш замок Пульцинеллу, где вы должны были провести лето. Будьте любезны сесть в карету.

Леона повиновалась; она уловила в глазах Гонтрана приказание: эта странная женщина, ненавидевшая слабость, преклонялась перед силой. Гонтран, преклонявший перед нею колени, любивший ее страстно, не пробудил в ней любви; но этот же самый человек, вдруг изменившийся, сделавшийся вследствие любви разбойником и обращавшийся с нею презрительно, быстро вырос в ее мнении. Он приказывал — и она с наслаждением повиновалась.

Она села в карету, между тем как Гонтран, вскочив на лошадь, поехал рядом с нею.

— Трогай! — крикнул он почтальону.

Разбойник Джакомо поехал с другой стороны кареты. Ямщики знали по опыту, что нельзя противиться разбойникам, и вскочили на лошадей; карета покатила во весь опор в сопровождении Гонтрана и его лейтенанта. Слуги остались в руках разбойников, которые собирались бросить в овраг труп своего прежнего начальника.

— Сударыня, — сказал Гонтран после нескольких минут молчания, — вы, должно быть, родились в счастливый час.

Леона вздрогнула и взглянула на него.

— Если бы граф Джузеппе был храбр и дрался похладнокровнее, он мог бы убить меня, и в таком случае…

И Гонтран в свою очередь взглянул на нее и захохотал.

— В таком случае, — спокойно докончил он, — Джакомо убил бы вас.

Она вздрогнула и прошептала:

— Что вы за человек?

В ее словах слышалось восторженное удивление.

— К счастью, — продолжал он, — этого не случилось, и в этом происшествии лицо, наиболее достойное сожаления, — это я, потому что я любил женщину недостойную, которая предпочла мне негодяя.

Глаза Леоны блестели от гнева.

— Если вы великодушны, — сказала она, — так убейте лучше меня сейчас, чем глумиться надо мною.

— Если я убью вас сейчас, — ответил Гонтран, — то вы будете слишком счастливы: вы не успеете испытать страданий.

Леона вздрогнула.

— Жизнь бандита, — продолжал Гонтран, — имеет много прелестей, которых я, парижский лев, и не подозревал: волнение во время битвы, постоянную опасность, пассивное повиновение подчиненных, ночные нападения, бесшабашные оргии… о, графиня, все это имеет свою прелесть!

Флорентинка смотрела на Гонтрана и только теперь заметила его поразительную, мужественно красивую наружность. В Леоне происходила реакция. Гонтран постепенно занимал место Джузеппе, и авантюристка не могла объяснить себе, как она могла прожить с ним целый год и не угадать, что он за человек.

В голосе Гонтрана звучала затаенная ирония.

— Я был когда-то у ваших ног, — сказал он, — страдающий и любящий. Я поклялся отомстить вам, потому что теперь я ненавижу вас, как лев ненавидит гадюку, которая, укусив, впустила в него свой яд. Если вы полюбите меня, то любовь ваша будет моею местью; если вы меня возненавидите, то ваша беспомощность будет радовать меня.

Леона поняла, что час возмездия настал, но, несмотря на это, она злобно расхохоталась.

— Продолжайте! — вскричала она. — Можете развить мне план вашего мщения: это меня позабавит.

— Вы не узнаете его. Неизвестность — та же пытка.

— Действительно! Вы меня пугаете… Уж не думаете ли вы уморить меня голодом?

— Нет, от голода умирают самое большее через неделю. Месть была бы шуткою, если бы была так кратковременна. Я готовлю вам нечто худшее.

«О, — подумала Леона, — он будет неумолим!» И зубы ее застучали от страха, хотя губы ее продолжали улыбаться.

«Только бы мне не полюбить его!» — сказала она себе со злобой.

Между тем карета продолжала с грохотом катиться, то поднимаясь, то исчезая среди уступов гор. Вдруг карета поднялась на площадку, находившуюся над рядом глубоких ущелий и обрывистых утесов, поросших темным, густым лесом.

— Посмотрите, дорогая моя, — сказал Гонтран. — Вот тот замок, о котором вы мечтали.

С этими словами он указал рукою на утес, окруженный цепью Абруццких гор и вздымавшийся к небу своей заостренной вершиной, на которой возвышался феодальный замок, видом своим возбуждавший тяжелые воспоминания Средних веков. То была Пульцинелла.