Александр Мазин - Княжья Русь

Жрец запыхтел, заперхал, дернулся… Продрал глаза – и обомлел. Стальное жальце глядело прямо в зеницу.

– Тихо, тихо… – ласково-строго, будто осаживая взыгравшего коня, произнес чернявый и немного отвел клинок.

Сварг скосил глаза к переносице, пробежал взглядом вдоль лезвия, остановил его на недобром лице незваного гостя – и непроизвольно дернулся.

Второй тут же поставил на волосатый живот жреца ногу в остроносом сапожке с серебряной вышивкой.

Жрец замер, кося выпуклым, налитым кровью глазом то на страшный кинжал, то на еще более страшного гостя.

– Признал, – удовлетворенно кивнул чернявый. – Признал меня, сучий выкидыш.

– Да, во…

Мозолистая рука вновь закрыла сваргов рот.

– Не говори ничего, – негромко произнес гость. – Глазками мигни, этого довольно.

Жрец покорно мигнул.

– Дурень ты, – сказал чернявый проникновенно. – Ужель решил, что мы брата своего тебе, росомахе дурной блудливой, отдадим? А может, ты не сам гнусь такую придумал? Может, подсказал кто?

Сварг бешено завращал глазами, замычал…

Чернявый убрал руку, разрешил:

– Говори.

– То не я, – жарко прошептал жрец. – То Сварогова воля. Кто ослушается, тому – кара страшная, неминучая. И вам…

Мозолистая ладонь опять оборвала и пылкую речь, и смрадный дух, источаемый слюнявой волосатой пастью.

– Пугает, – темноволосый обернулся к блондину. – Нас пугает, пес шелудивый. Кумиром своим пугает. Деревяхой засаленной.

Светловолосый осклабился и предложил:

– Может, язык ему отрезать?

– Шумно будет, – не согласился первый. – Да и кровью может захлебнуться. Но что-то отрезать надо.

– Надо, – согласился светловолосый. – Может, удилище ему укоротим?

И пихнул сапогом соответствующее место.

Вмиг красно-багровая рожа сварга стала синевато-белой.

Темноволосый убрал руку.

– Не н-н-а-адо… – жалобно проблеял сварг.

– Почему? – Темноволосый приподнял бровь.

– Я-я-а… Я-я-а… – Подбородок жреца трясся, как у припадочного.

– Его из свагов выгонят, – пояснил светловолосый. – У них, ежели увечье, так к служению бесовскому, считай, непригоден. Будет не с девками валяться, а нужники чистить.

– Ну девки ему тогда уж ни к чему будут, – резонно заметил чернявый. – А нужники тоже чистить надо. Они ж тут жрут – мы с тобой в походе вдвоем за день столько не съедим, сколько такой вот опарыш в один присест уминает. Так что нужники здешние очень даже в чистке нуждаются.

– П-п-ощадите… – выдавил наконец сварг.

Черноволосый долго смотрел на него. Жрец под его взглядом то краснел, то бледнел.

Наконец незваный гость произнес:

– Ладно. Прощу тебя, дурака. В первый и последний раз. Но если ты еще раз протянешь свои кровавые лапы куда не следует, я лично тебе калеными клещами не только уд, но и язык вырву. И никто меня не остановит: ни князь, ни твой засаленный идол. Веришь мне? – и глянул так, что переполненный мочевой пузырь сварга все-таки не выдержал.

– Фу-у… – брезгливо процедил светловолосый. – Пошли отсюда, братец. Всё он понял.

– Живи пока, – разрешил чернявый. – И помни: теперь твой бог – не дерево, а железо. Вот это железо!

И быстро провел кончиком кинжала по ребрам. Кожа разошлась, и темная кровь вмиг покрыла сваргов бок.

Жрец даже не пикнул.

Темноволосый выпрямился, взял с лавки рушник, вытер сначала кинжал, потом ладонь, которой зажимал сваргу рот. Швырнул рушник жрецу и стремительно-легким движением покинул ложницу.

Светловолосый – за ним.

Задержался только на миг, сделал жест – будто вырывает что-то, засмеялся беззвучно и пропал, не забыв, впрочем, притворить за собой дверь.

Сварг зашипел злобно, схватил с пола кувшин с рассолом, жадно выдул половину, прижал рушник к поцарапанному боку, открыл было рот, чтобы закричать… Но задумался. Поглядел на сложенных у лавки беспамятных девок, прислушался… И звать никого не стал.

А что кричать? Он признал гостей. Остановить таких в капище некому. Тут и полного десятка княжьих гридней маловато будет.

Главный жрец тяжело плюхнулся на ложе, поглядел на бок. Кровь уже почти остановилась. Неглубоко резнул ворог. Так, чтобы память была. Сварг это понимал. И еще он понимал, что сейчас ему следует решить, кого он больше боится: страшного ночного гостя или не менее страшного грозноликого бога. Что так, что эдак, а кого-то придется обидеть. И ни тот ни другой обиды не простят.

В этом главный Сварогов жрец града Киева не усомнился ни на мгновение.

Первыми шли жрецы. Обряженные, как положено по обычаю, с подобающими атрибутами и истовыми лицами ведомых богом. За жрецами, а вернее, вокруг них, то обгоняя, то отставая, торопились служки – ражие молодцы с дубинами. За служками – прочий люд. Кто – тоже с дубьем, кто с косами, а у некоторых даже луки и сулицы припасены.

Толпа двигалась через город неторопливо, но уверенно. Ворча, как огромный многоголовый зверь, и понемногу обрастая сторонниками (коих у «сварожьих детей» в Киеве было немало), обычными зеваками и городским отребьем, уповающим под шумок пограбить богатеев. По чью душу идет гневный люд, никто не сомневался. Все знали о страшном жребии и о том, что воевода Серегей наотрез отказался отдавать сына.

– Мы Сварогу не служим, – заявил боярин-воевода. – Желаете кого – выбирайте из своих. А жребий ваш – лживый. Ежели кто усомнился, на чьей стороне Правда, так можно и рассудить. В любое время на любом перекрестке.

Желающих рассудить не нашлось. В силу Сварога многие веровали, но скрестить клинки хоть с кем из воеводиного семейства рискнули бы немногие. Однако эти немногие были сплошь княжьими людьми и кланялись в большинстве не Сварогу, а своему Перуну.

В Киеве говорили, что принудить воеводу должен сам князь. Как повелось. Забрал жребий – верши.

Но князь помалкивал, а в старшей дружине Владимира хоть и было довольно полян, древлян и прочих, да сила их была – не главная.

А тут еще скандинавы. Этим Сварог и вовсе без надобности. У них свой старший бог – коварный и злопамятный Один, не пожалевший глаза за право ведать прошлое и будущее и глядеть невозбранно во все три мира. Так и викинги. Глядят везде и хапают, где удастся. Этим и повода не надо, чтоб городу разор устроить. Не хочет князь раздора. Ну, коли так, то кликнули сварги киевских да окрестных людинов, старым богам верных, и сами пошли справедливость свершить.

Через городские ворота толпа вошла беспрепятственно, а вот у стены, что вокруг Горы стояла, вышла заминка. Затворили перед ними ворота.

Возможно, пошумела бы толпа и ушла: кольями да дубинами стену не разобьешь. Потешились бы внизу, разбили склады купеческие да лавки на рынке – и ушли. Но через малое время ворота открыли.