Виктор Зайцев - Drang nach Osten по-Русски. Книга третья

— Так это сколько можно серебра на Приказах выручить, если им бумагу дешёвую покупать? — Сорвалось с языка у государя, а дьяк схватился за голову. Иоанн заметил его движение и рассмеялся. — Не бойся, Гаврила, я пошутил.

Государь с утра был в отличном настроении, ещё со вчерашнего вечера. Он всё не мог отойти от общения с запорожскими казаками, прибывшими в Москву. Именно вчера запорожские казаки приехали просить русского царя о принятии Запорожья в состав Руси. Агенты влияния Новороссии и Западного Магадана сделали своё дело за два десятилетия. Об этом, конечно, Иоанн Пятый не мог знать, он искренне обрадовался такому решению запорожского казачества. В принципе, так оно и было, в некотором приближении. После усмирения поляков, крымских и буджакских татар, Запорожская Сечь оказалась в окружении дружественных православных государств. Да не просто дружественных стран, поскольку слабого друга можно и ограбить разок-другой. А именно сильных соседей, способных вырезать всех казаков, как вырезали крымских татар.

Запорожцам бы радоваться и жить спокойно, ан, нет. Воевать стало не с кем, даже немцы перестали нанимать казаков. Остаётся лишь пасти коней и овец, превращаясь в пастухов, что профессиональным воинам давалось тяжело. Пропадал сам смысл существования казачества, оказавшегося внутри кольца сильных дружественных стран. Тут ещё наглядный пример Литовского княжества, отошедшего под руку русского царя. После чего на разорённых польским владычеством землях начали строить православные церкви, развивать промышленность и торговлю. Литвины за считанные годы выбрались из нищеты, оделись-обулись, едва ли не лучше запорожских хлопцев. У простого казачества стали возникать мысли всякие, что умные люди подкидывали, об едином большом православном государстве, где запорожцы смогут служилым казачеством записаться. Всё лучше, чем овец по осени стричь, да салом на базаре торговать. Потому и приехала казачья старши́на просить царя о милости, принять Запорожскую Сечь служилым сословием на Русь.

Понимал, конечно, государь, что такие подданные, в отличие от литвинов, принесут много хлопот и затрат. Но, радовала возможность бескровного расширения государства, первое подобное достижение в царствование Иоанна Пятого Иоанновича. Да и казаки смогут послужить стране, если хорошо обдумать, куда применить их возможности. А, деньги, — дело наживное, Сибирь большая, мехов там много. И не одной Сибирью прирастает казна русская, чего там ныне только нет на Руси, — золото уральское, пшеница причерноморская, картошка подмосковная, рыба астраханская. Теперь будет бумага нижегородская и железо донское, потом народ русский ещё что придумает. Богата земля родная, а люди русские трудолюбивы, потому и страна господом отмечена, истинной верой сильна.

— Да, чего это я, — очнулся от размышлений Иоанн, — продолжай, боярин.

— Так не может продолжаться, гибнут невинные люди, разрушаются города и сёла, хаос угрожает всей мировой цивилизации. — Кардинал гордо выпрямился, глядя на Петра, как строгая учительница на двоечника. На третий день прибытия папской делегации в Петербург, едва получив возможность высказаться, представители Святого престола начали агитировать наместника за начало мирных переговоров с Турцией. При посредничестве католической церкви, естественно. Поскольку прямые переговоры Новороссии с Османской империей затянулись на добрые полгода. Ни одна из сторон не хотела уступать, русы не снижали сумму ежегодной дани в виде миллиона золотых червонцев, какую желали получать от Турции, а представители султана Мурада вообще не желали платить денег. Более того, они требовали вернуть им исламские святыни, — Мекку и Медину, угрожая всеобщим мусульманским нашествием.

Да, именно нашествием, но, не в захваченные Новороссией земли, а на земли прочих европейцев, — на венецианские анклавы, на Священную римскую империю германской нации, на итальянскую территорию. Как обычно, турецкие послы пригрозили массовыми казнями христиан их числа подданных султана, и, были удивлены непривычной реакцией русов на такую угрозу. Мало того, что к возможной смерти единоверцев русы отнеслись совершенно равнодушно, упомянув, что султан в праве делать со своими подданными всё, что захочет, независимо от их вероисповедания. Министр иностранных дел Петербурга имел наглость напомнить турецким дипломатам о судьбе крымских татар и Буджакской орды, полностью уничтоженных не так давно. Между прочим, турецких вассалов, уже бывших, правда. При этом Андрей Найдёнов высказал мысль, что русские корабли давно не посещали Константинополь, который, видимо, не нужен турецким властям. Подобное поведение не укладывалось в рамки прогнозированных реакций русов, потому турки прервали переговоры, запросили новых инструкций у великого визиря. С учётом нынешних средств передвижения, подобная консультация затянется на месяц, не меньше.

К этому времени и подгадали свой приезд представители Рима, которых русы, по агентурным сведениям, ждали на пару месяцев раньше. И, уже неделю кардинал Джинолезе вёл душещипательные разговоры с министром иностранных дел, напросившись нынче на приём к наместнику. Петро согласился, надеясь услышать предложения Святого престола, хотя бы в первом приближении, ибо сам наместник требования Новороссии уже приготовил и расписал по важности, чтобы иметь возможность для торга. Однако, кардинал считал необходимым длительное нудное вступление о важности единственно правильной христианской конфессии — католичества. Потому и распинался уже битый час, рассказывая, какие католики белые и пушистые, а все остальные дураки. Не выдержав очередного пассажа, наместник прервал велеречивого собеседника.

— Ваше преосвященство, смею напомнить, в Петербурге и островной части Новороссии запрещены общественные богослужения любых религиозных конфессий, кроме православия. Однако, Ваше выступление является именно религиозным, чего я, как законопослушный гражданин Новороссии, допустить не могу. Учитывая Ваш статус посланника, прошу прекратить незаконные разговоры и перейти к делу, либо удалиться из дворца. — Цвет лица кардинала после осмысления перевода фразы наместника не отличался от его красной кардинальской шапочки. А равнодушие наместника, демонстративно отошедшего к окну, чтобы любоваться осенним садом, вызвало оторопь у представителя Святого престола. Джинолезе до сего времени не сталкивался со «старыми магаданцами», не испытывающими никакого религиозного чувства в отношении «высокого» гостя. В силу профессиональной наглости считал своё привилегированное положение само собой разумеющимся. И тут такое равнодушие, причём не показное, а подлинное, в человеческих чувствах кардинал разбираться умел.