Виктор Зайцев - Drang nach Osten по-Русски. Книга третья

— Лучше мне умереть, хоть сегодня. Надоела Европа, буду перебираться в Австралию. Помнишь, вспоминали книгу Айзека Азимова «Основание»? Будем на Юго-Востоке второе Основание создавать. Годик здесь присмотрим за всем, соберём людей и технику, да переберёмся туда. А напоследок хлопнем дверью, новый наместник и его министры ничего и знать не будут. Когда наши спецы смогут обратку в Риме устроить, с шумом, фейерверком? Да людей с документами и ценностями забрать, сколько можно.

— Завтра три корабля можно отправить, они пять дней, как готовы и ждут отмашки. Пока прибудут, доберутся, дней десять нормально? Блин, как с мирным договором быть? И кардиналом?

— Тут нормально всё, дайте объявление, что я внезапно потерял сознание после встречи с кардиналом, затем умер. Но, подчеркните, что кардинал со мной не ел, не пил, даже руки не трогал. Пусть боится, скотина. Он лицо официальное, если не привезёт договор, сдайте туркам, те его на колу долго держать будут. А договор мы с султаном напрямую подпишем, отправь турецкому послу все документы за моей подписью, мол, сомневались в католиках давно. Если кардинал рискнёт привезти договор в Петербург, через неделю по возвращении в Рим можно зарезать, у проститутки какой-нибудь, из ревности.

— Хорошо. Я, пожалуй, сам проедусь до Рима, тряхну стариной.

— Прекращай, что за детство? Тебе здесь работы непочатый край. Передавай дела преемникам, мои похороны устраивай, кампанию по назначению новых министров в газетах распиши. Чтобы народ в Европе от Рима отвлечь. Дескать, у нас такое горе, хрен ли ваш вшивый Ватикан? Наверняка у нас найдётся несколько идиотов, что рискнут голос подать против смены власти, кто с ними будет работать?

— Не позорь меня, Иваныч, мои замы со всем справятся не хуже меня. Я лучше в запой уйду, с горя.

— Вот это правильно, после моих похорон и вместе со мной, Серёгой и Валькой. Давно мы не отдыхали нормально. Только, сначала организуй сегодня же вечером сбор всех наших, прямо здесь в больничной палате. Будем нового наместника рукополагать, Никиту Седова.

— Так он же не согласен?

— Куда денется, уговорим. Больше некого, договорились сами, лет двести только из прямых потомков магаданцев наместников назначать? На общем собрании вместе с Еленой Александровной согласовали, чтобы наместник был старше тридцати лет, таких в Новороссии всего трое мужчин. Седов самый уравновешенный и стойкий, весь в отца. Тем более, что Глотову и Сусекову я хочу предложить отправиться с нами, в Австралию. Там обязательно нужно развивать радиоэлектронику и механику, без этого первые ракеты не запустить.

— Договорились, своих старших я здесь оставлю, с собой возьму только младших детей. Остальные пусть сами потом выбирают, выложим им перспективы развития Европы на ближайшую пару веков. — Николай, наслаждавшийся авантюрами с молодости, азартно вспыхнул глазами и расширил ноздри, словно впитывая риск неведомых рискованных решений и приключений. — Эх, развернусь напоследок в этой зачуханной Европе! Чтобы полвека никто не мог косо взглянуть на Новороссию и русов, не говоря о магаданцах и русских!

— Люча, прими мой род под защиту от хунгузов, — староста прибрежного селения айнов стоял с шапкой в руке, ожидая решения атамана Кольцо. У ног атамана айны спешно выкладывали свои немудрёные богатства, в которых преобладали меха и моржовый клык. К солидной куче даров несмело приблизились два десятка девушек в лучших своих одеждах, с надеждой поглядывавших на казаков.

За полгода казаки заложили в устье Амура острог и взяли под свою руку три десятка селений дауров и айнов, на добрую сотню вёрст округ. Поначалу казакам местные жители верили слабо, несмотря на грозный вид бородатых пришельцев, их было мало. Но, когда казаки без потерь отбили нападение японских пиратов, уничтожив больше сотни и пленив вдвое больше морских разбойников, считавших морское побережье своим владением, отношение начало меняться. Выгнанные с позором сборщики дани из Маньчжурии, зимой обиравшие селения нивхов, дауров, айнов и прочих народов Приамурья, произвели достойное впечатление. Разбросанные вдоль рек селения сами стали проситься под руку грозных пришельцев «люча», как называли казаков в Сибири. С практичной смёткой аборигены старались закрепить свой вассалитет брачными узами, благо больше сотни казаков были холостяками. Так, что в остроге жили больше двадцати молодушек из разных селений, азартно перенимая образ жизни русских казаков.

Иван Кольцо посмотрел на хитрую физиономию айна, уверенного, что люча не откажут «богатым дарам», уныло махнул рукой в знак согласия и отправился на берег океана. Не так представлял себе авантюрист, прошедший десятки тысяч вёрст от родного Дона до Тихого океана, покорение новых земель. Не так. Столько вёрст необъятной тайги, такие лесные, речные, земельные богатства, которые не приносят людям никакого счастья. Всюду беднота, которую обирают власти, сами недалеко ушедшие от своих подданных. Грязь, вонь, лень и жадность. Те же сибирские племена, живут на своих стойбищах, пока не завалят объедками, рыбьими костями и собственным дерьмом все окрестности. Потом просто снимаются с места и переходят на другое, ещё чистое место, чтобы снова начать гадить под себя. Нет, чтобы выкопать ямы для отхожих мест, навести чистоту, обглоданные кости не выкидывать, а перетирать на костную муку. Жить в чистоте и удобстве, как магаданцы живут.

Одна надежда у атамана на корабли из Петербурга, что должны сегодня подойти к острогу. Радист баял, что им немного осталось, и найдут они острог по радиолучу. Почему-то атаман верил, что унылое привычное житьё с приходом кораблей изменится навсегда. Иван Кольцо четыре года назад поверил магаданскому наместнику Петру и отправился открывать для Руси берег Дальний, о чём сейчас не жалел. Позади столько пройдено, огромные земли взяты под руку Москвы, владения православного царя Ивана Ивановича трудами Ермака и Ивана Кольцо в десять раз выросли против того, что имел его отец, молодой Иоанн Васильевич под своей властью. Понимал свои достижения атаман, знал, что в русских церквах ему, и Ермаку со товарищи, многая лета каждый месяц желают, молят во здравие казачества русского.

Чувствовал Кольцо, что свершение его потомки не забудут в веках, но, на душе было пусто. Гордость хороша для молодых, горячих. Им она согревает сердца, будоражит кровь, даёт возможность прихвастнуть и порисоваться перед друзьями и девицами. А когда тебе за полвека перевалило, все прежние потуги кажутся нелепыми и детскими. Хочется не пустой славы, пусть и заслуженной потом и кровью, хочется несбыточного, да чтобы это руками потрогать, детям и внукам оставить. Чтобы потомки твои жили также богато и справедливо, как те же магаданцы живут. Вроде русские православные люди, а, поди, ж ты, в городах чистота и порядок, пьяные морды у кабаков не валяются. Царские мытари народ не кабалят, а денег у державы больше, чем в Кремле. Почему так?