Юрий Градинаров - Братья

– Что ты, Марфа Тихоновна! У меня хозяева – не скряги. Завсегда добрым людям пособляют. Вот Петр Михайлович, тот копейку считает. Поди, сам в хозяева метит. Щедрости убавляется в нем. Киприян Михайлович иногда упрекает его за жадность, но тот свое гнет. Нередко до свар доходит. Я сторож, истопник. Ложусь позже, встаю раньше. Стало быть, много знаю. Забудь, о чем я сказал, а по кухне – все сделаю.

Тепло с потолка опускалось до пола, создавая для домочадцев ощущение уюта и радости бытия нового дня. В спальню доносились запахи жареной рыбы, дрожжевого теста, лука, чеснока, квашеной капусты и вареного мяса.

Киприян Михайлович в проеме между камином и стеной повесил на очеп колыбель-зыбку с блестящими кожаными ремнями. «Жар костей не ломит, – вспомнил он поговорку, слегка раскачивая люльку. – Пусть несмышленыш тепла набирается, а вырастет, тогда уж тундру стылую будет греть». Он позвал вышедшую из спальни Екатерину, качнул зыбку еще раз.

– Вот тебе и сыну Сашке мой подарок к размыванию рук.

Катерина удивленно подняла брови.

– Сашке? А почему Сашке?

– А если красиво, то Александру. Имя нашего батюшки-царя Александра Второго.

Женщина задумалась. Что-то ей не нравилось в этом имени.

– А ты знаешь, Кипа, имя это и женское, и мужское. Не станет ли оно в будущем поводом для насмешек енисейских остряков?

– Не думаю. Тем более в церковном календаре родившиеся 23 ноября наречены Александром – благоверным князем. – Ты взгляни на государя, – он указал рукой на висящий на стене портрет, – какой красавец! А взгляд? А голову как величаво держит!

– И правда, ему только это имя к лицу, с другим он бы так не смотрелся. Убедил, Кипа! Значит, наш сын теперь Александр, и дай бог ему добра! Еще надо его крестить и причастить.

– Это отец Даниил мигом сделает.

Она поцеловала Киприяна.

– Спасибо за имя и зыбку. Да, я не договорила о зыбке, Кипа! Ты забыл привязать поводок для покачивания люльки, если сынуля проснется. И еще! Скажи Акиму, пусть собачьего пуху принесет для маленькой перинки.

– Добро, Катенька! Я гостей пригласил на обед. Думаю, все успеем сделать.

Екатерина собрала на затылке хвост и пошла на кухню.

– Доброе утро, Марфа Тихоновна! Не умаялась от забот?

– Нет, слава богу! Мы с Акимом хозяйничаем. Все варится, жарится. И тесто готово на пироги и пельмени.

– Чем помочь, пока Сашок спит?

– Не суетись, доченька, я и сама управлюсь, хотя ходить тебе не возбраняется. Тело в свои берега войдет быстрее. А коль так, то разбирай мясо на холодец. Проснется, накормишь, соску дашь, а сама за дело. К полудню купель будем готовить.

К оттаявшему окну прилип снаружи серый темноватый туман. Мимо дома проскрипела собачья упряжка, подняв сотниковских собак. Они залаяли, запрыгали, пробуя лапами крепость березовых дверей. Сотников выглянул в окно:

– Никак почтовик поехал на майны в такую темень. На собак надеется, что ли? Заплутать в непогодь – раз плюнуть. Нужда, что ли, заставила? Мужик-то серьезный, – ни к кому не обращаясь, рассуждал купец.

Аким подбросил в печку дров, прочистил колосники, прикрыл трубу. Показалось, что хозяин обратился к нему. Он отозвался:

– Собаки у него – лучшие в Дудинском. Его и шесть кулей рыбы волокут на угор без бича. Вожак Валет – чего стоит! В такую згу на него только и надейся. Он найдет дорогу домой. Охотники всего низовья хотели б иметь у себя Валета. Герасимов друзей не продает.

– Ну дай Господь, чтоб не заплутал в таком молоке. Ты, Акимушка, заправь лампы в зале и сенях. Фитили замени и керосину долей. Стекла вроде не закоптились.

– Знаю, хозяин! Я уже приготовил и фитили, и керосин. Кушанье закончим готовить – сразу и примусь за лампы.

Послышался плач ребенка. Екатерина спешно вытерла руки о передник и протиснулась между штор в спальню. Сашка кричал что было мочи. Веки покраснели от натуги, а посиневшие губы то растягивались, то сжимались. Екатерина сунула ему в рот соску, потом пощупала пеленку под ним. Пеленка была теплой и влажной.

– Ах, да мы описялись и уросим! Сейчас заменим мокрушки и снова будет тебе тепло.

Она заменила подгузник, снова спеленала ручки и ножки и поцеловала в темечко. Но сынок не унимался. Он выплюнул соску, напрягся, как бы желая освободиться от пут.

– Знаю, знаю, маленький, кушать захотел! Уж утро занялось, а мы голодные!

И она поднесла к губам сосок. Саша жадно, вместе с воздухом, втянул его в рот, поперхнулся, закашлялся, а потом успокоился, поняв вкус молока.

На крик заглянула повитуха:

– Вот и хорошо, что проснулся. Корми, но глазкам не давай уснуть, а я пойду купель готовить до прихода гостей.

Она ловко, волноподобно, взмахнула резным снаружи корытцем, сделанным Стенькой Буториным, и поставила на широкую дубовую лавку, обдала кипятком, протерла вехоткой [29] Вехотка – мочалка для мытья посуды. и слила мутную воду в поганое ведро. Запахло влажным деревом, будто в бане.

– Аким, добавь снежку в ведро и дай собакам попить! – окликнула строгающего рыбу сторожа. – Пусть душу согреют.

Потом разложила в только ей понятном порядке пеленки, распашную кофточку, марлю, одеяльце, поставила рядом с корытцем деревянный ковшик. Пошла к образам, перекрестилась и по-хозяйски, руки в боки, окинула взглядом место, где будет делать размывание рук:

– Вот теперь, кажется, все.

Осталось плеснуть в корытце чистой воды, постелить туда пеленку, и можно начинать обряд.

– Катенька! – вытянула она шею в сторону спальни. – Как Сашок? Покушал? Не уснул? Пусть на свой праздник смотрит глазенками. А где Киприян Михайлович?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Майна – ледовая прорубь.

Катух – загон для ездовых собак.

Вахтер, смотритель – начальник по надзору за казенными хлебозапасными магазинами.

Рухлядь – пушнина.

Юрачка – ненка.

Маут – аркан для ловли оленей.

Аргиш – движение обоза оленьих нарт в тундре.

Сокуй – летняя и зимняя одежда инородцев, сшитая из оленьих шкур.

Бокари – обувь, сшитая из камуса (шкура, снятая с ног оленя).

Наволочный – низменный берег реки.