Ольга Сарник - Карьера Югенда

– Смотри! Смотри!!! Город обесточен, а трамвай поехал! Так не бывает! – заорал он так, словно увидел собственными глазами чудо кормления пятью хлебами пяти тысяч.

Аксель нетерпеливо выхватил бинокль из рук Ульриха. Одинокий трамвай под номером двадцать восемь в окулярах медленно, но верно набирал скорость. Он катился к центру города. В гору!

Аксель смотрел вслед отъезжающему трамваю и чувствовал, как холодеет его спина. Он ощутил крупную, предательскую дрожь в коленях. Трясущейся рукой он вернул другу бинокль.

– Быстрая война, говорите? – хриплым, чужим голосом произнёс Аксель.

XIII

Обер-ефрейтор Аксель Дерингер торопливо шагал по истерзанному осколками парку Петергофа. Юнец-рядовой едва поспевал за ним. Вчерашний выпускник «Гитлерюгенд», романтики военной захотел.

Когда-то этот парк был прекрасен. Но красоту ничем не испортишь. Она с укором смотрела мраморными глазами уцелевших ангелов, упрямо пробивалась барельефами сквозь закопчённые войной стены древних особняков. И кто тут варвар? – невольно подумал Аксель. И тут же возненавидел себя за эту преступную слабость. Слюнтяй!

По обломкам мраморной роскоши они добрались до уцелевшего особняка. Барельефы на его стенах были вылизаны пламенем и почернели. Как вдова от горя – промелькнула ещё одна слюнтяйская мысль. Аксель даже замедлил шаг – настолько он был красив. Рядовой от неожиданности уткнулся носом в его спину.

От стены этого особняка два молодца увлечённо отбивали молотками роскошную лепнину. Рядовые.

– Петергоф – немецкое название. Весьма пророчески! – воодушевлённо заметил рядовой. Ещё один!

– Заткнись!– рявкнул Аксель. Рядовой испуганно умолк.

– Встать! – дико заорал Аксель. Оба вскочили, бросили свои молотки и стали навытяжку.

– Кругом марш! – проорал Аксель. Рядовые исчезли.

Аксель двинулся дальше. Шёл и думал – вот я пожалел тот великолепный особняк, памятник архитектуры. А людей нисколько не жаль. Сердце на войне обросло шерстью, ничем его не проймёшь, никакими слезами. И даже к детям теперь нет сострадания – они тоже воюют, и почище взрослых.

Чувствуешь только свою боль, от своих потерь. А с каждой новой потерей всё больше озлобляешься против тех, чужих. Аксель вдруг остановился. Он понял, в чём истинная идеология войны. Русский мстит за Ивана, а немец – за Ганса. Вот и вся механика. Мотор войны работает на топливе взаимной ненависти, а без неё он остановится. Как без бензина.

Главное – не озвучивать. Гестапо не спит ни днём, ни ночью.

А расовое превосходство – это чушь собачья. В этом он убедился на своей великолепной шкуре. Русские – недочеловеки? Что ж они воюют, как боги? В самом начале войны, в Белоруссии, одного русского юнца, солдата, хоронили с военными почестями, как немецкого офицера! Он в одиночку уничтожил почти всю нашу танковую колонну. Бой с ним длился два часа, пока его не вычислили и не окружили. Сдаваться он отказался, и его застрелили. А потом похоронили и дали залп из наших орудий над его могилой.

Каково, а?

Наш взвод численностью тридцать шесть человек за два дня сократился на две трети. Советские снайперы били нас шутя, как куропаток. Сначала они перебили провод связи. Стрелок – высшего класса! В дождь с первого выстрела попал в телефонный провод!

Невидимые снайперы за две минуты «сняли» трёх наших. Тот, кто высовывал голову без каски, моментально отправлялся к праотцам. Связи не было, зато наш окоп они видели как на ладони (и куда смотрели инженеры?).

По выстрелам поняли, что стреляет один, но мастерски. К полудню второго дня в полуразрушенном сарае блеснул оптический прицел. Значит, снайпер не опытный, иначе ушёл бы давно.

По сараю был открыт шквальный огонь. Патронов потратили столько, что хватило бы целый город захватить. Наконец стрельба умолкла. Долго не решались солдаты вермахта выйти из окопа. Наконец пробрались в тот сарай.

На деревянном полу, залитом кровью, было распростёрто худое тело оборванца лет пятнадцати. Давно не стриженую голову венчала огромная, не по размеру, пилотка с красной звездой. На полудетском лице застыла гримаса ненависти.

Одежда его была грязной, явно велика. Он весь был прошит нашими пулями. А в стороне, у стены, заботливо прикрытое каким-то тряпьём, лежало тело девочки лет тринадцати, такой же худой и измождённой. Крови не было. Она, вероятно, умерла от истощения. Или от болезни…

Она умерла дня на два раньше него. Вероятно, в тот день он и начал обстрел. Два своих последних дня он провёл возле её остывшего тела…Может, сестра?

Да чёрт с ними! Давно пора им сдаться! На что они надеются? Это же вопрос времени!

XIV

В тот же день в одной из лучших дрезденских клиник увидел свет прехорошенький мальчик. Рост – пятьдесят три сантиметра. Вес – три килограмма шестьсот грамм. Он – совершенство! Аполлон! Счастливая мать кормила его грудью и никак не могла налюбоваться сыночком.

Рядом, на стуле скромно сидела его бабушка – фрау Дерингер, элегантная седая дама. Она сильно постарела с тех пор, как проводила сына на войну. И вот теперь – такое счастье, впервые за долгие тревожные месяцы! Как завороженная, смотрела она на внука.

– Он хорошо берёт грудь… Молодец! Как его папа когда-то, – голос её дрогнул. Она торопливо отвернулась, и, вынув платок, вытерла глаза.

– Будет вам, фрау Дерингер! Папа ещё не видел сына. Это отличный повод вернуться, – решительно прервала её Марта. – Сегодня же напишу ему. Мы назовём его Мартином.

Её уверенный тон успокоил фрау Дерингер, она быстро взяла себя в руки.

–Когда тебя выписывают? – спросила она.

–Послезавтра, если всё будет благополучно.

–Дай-то Бог… А ты… ты не будешь против поселиться у нас?

Марта внутренне просияла. Она поселится в лучшем особняке Дрездена! Но фрау Дерингер этого торжества не заметила, потому что Марта была неприступна, как Кёнигсбергская крепость.

– Я должна подумать.

–Подумай, пожалуйста. Думаю, у нас вам будет… удобнее. Мы вместе будем ждать нашего Акселя.

Марта протестующе тряхнула волосами, но фрау Дерингер остановила её по-королевски величественным жестом:

–Все переговоры с герром Дерингером я беру на себя. Не беспокойся на этот счёт, – заявила фрау Дерингер.

Она нежно поцеловала ребёнка в лобик, и снова прослезилась. Давно она не была так счастлива!

…Эх, что за жизнь у неё началась! О таком она даже не мечтала. Точнее, мечтала, но немного не так… А, плевать! Победителя не судят. Она живёт в самом роскошном доме Дрездена, у неё есть собственная спальня и горничная, круглосуточно к её услугам. Ей самой не приходится делать ровным счётом ничего, разве только кормить ребёнка грудью, да принимать Лолу, да гулять время от времени по магазинам. Другим подругам она дала отказ – не тот уровень. Найдёт себе подходящих по статусу… со временем. А от Лолы она ни за что не откажется, Лола – незаменима. Особенно сейчас….