Юлия Андреева - Последний рыцарь Тулузы

В этот момент лучник в очередной раз вызвал к себе одного из носильщиков, требуя продемонстрировать великолепный отрез бархата, который, так же как и перина, предназначался даме его сердца Анни.

– Ясное дело, он умер, – развел руками трубадур. – Я пел благородные баллады, посвященные былым подвигам сэра Эльота. Их было двенадцать, и про всех их я имел что пропеть. Я знал сэра рыцаря, еще когда он жил в отчем замке недалеко от Йорка. С того времени много воды утекло. Я всегда пел ему, а он так и не оставил меня в замке. Я думал, что на старости лет смогу упросить благородного сеньора дать мне кров над головой, кружку вина да кусок хлеба, навроде тех, что он кидает за обедом собакам. Но – вот ведь несчастливая судьба – мой рыцарь умер, свалился с лошади. – Трубадур оживился, подливая себе винцо. – Правда, злые языки говорят, что истинный виновник его смерти —барон Вердюн из Фуа, но я вот что скажу, сеньор. Когда два рыцаря много лет меж собой грызутся, а опосля один из них себе шею ломает, завсегда толки идут.

Выпив еще с музыкантом, послушав его песни и разговоры, я был вынужден вернуться в замок. Конечно, после встречи с учителем мне следовало проверять всякого покойника на предмет, отчего тому вздумалось преставиться и не помог ли кто со стороны, но неизвестный мне рыцарь Эльот не подходил под эту категорию.

Засветло я вернулся в замок.

С немногочисленной свитой в сто человек, включая меня, Романе отправился в Анжу, где жил престарелый астролог. Справа от лошади Раймона брела гнедая катара, именовавшего себя братом Христианом, слева месил грязь мой конь. После дождя дороги раскисли и представляли собой довольно-таки опасное дело для конного путника и весьма мерзкое – для пешего.

Романе казался печальным, его плечи покрывала теплая накидка с тонким рисунком, у пояса не было никакого оружия.

– Отчего вы невеселы, мой господин? – попытался я немного расшевелить Раймона. – Не успеет зайти солнышко, как мы будем на месте. Сбывается ваша самая заветная мечта, а уже через неделю вы получите посвящение. Разве это не то, чего вы добивались от отца?

– Конечно, милый Анри, – голос Раймона был тихим, словно шелест листьев. Кроме того, он упорно смотрел прямо перед собой, то ли на жидкую грязь, по которой с превеликим трудом шествовали наши кони, то ли на холку своего коня, так что мне при моем росте пришлось согнуться в три погибели, приблизив свое лицо к лицу молодого господина.

– Быть может, вы передумали? – с надеждой в голосе осведомился я. – В таком случае нам следует отправиться в Тулузу и обрадовать вашего благородного родителя. Вы можете прямо сейчас составить послание, и я отправлю его вместе с одним из моих бездельников.

Я кивнул в сторону нашей свиты.

– Никто никуда не поскачет. Я не передумал и не отступлю.

Мальчик нахмурился.

– Тогда отчего же вы так печальны, благородный рыцарь?

В этот момент мой конь споткнулся, и я чуть было не вылетел из седла. Выправившись, я услышал ответ Раймона.

– Ты хочешь, чтобы я веселился, а чему мне веселиться? Этот мир создал Сатана, и все мы здесь его заложники. Чему может радоваться пленник? Я мечтаю сделаться катаром, получить посвящение, после чего я надену на себя белые одежды чистоты и невинности, заберусь на самую высокую скалу и шагну в пропасть. Человеческая природа слаба, я не уверен, что сумею оставаться чистым долгое время, поэтому я убью себя сразу же, не запятнанным и не успевшим согрешить вновь.

– Мир создан не Сатаной! – не заметив, я начал говорить громче. – Мир создан Творцом всего живого – Богом! Что же касается пленения ангелов, о которых говорит катарское вероучение, то я в своей жизни навидался людей, в которых, похоже, никогда и не горел божественный свет. Если бы вы, господин, побывали там, где бывал я, пожалуй, вы сказали бы, что Сатана научился творить жизнь, ибо в людях, о которых говорю я, нет ничего, что указывало бы на их божественное происхождение.

– Нет! В каждом человеке есть свет божий! – горячо зашептал Раймон. – В каждом, Анри, и даже в тебе!

– Но не лучше ли жить и объяснять другим людям, кто они такие на самом деле? Как можно думать только о себе?

– Будь у меня сила, – Раймон сжал кулаки, – будь у меня сила, словно у апостола, я, наверное, сумел бы помочь людям. Но я слаб, Анри. Например, я вижу, что моя мать, та, которая должна слыть образцом добродетели и христианского смирения, спит со слугами. Моя сестра Аделаида всему учится у матери. Я знаю, что должен возненавидеть мать за это, но не могу. Я хочу стать катаром, уйти в общину. Я решил – значит, мои помыслы должны быть лишь о Боге, но почему-то я постоянно думаю, как там отец, и не учинил ли чего Булдуин. Ведь за ним еще няньки должны ходить.

Я думаю о разбойниках в темнице замка, мне не нравится, когда их пытают, хотя без этого никак. Но большинство из них все равно ничего не скажут, хоть шкуру с них с живых снимай. Но... разве пытать других людей, пусть даже они разбойники и убийцы, по-божески? По-христиански? Я бы придавал их быстрой и непозорной смерти. Потому что разбойников нужно уничтожать – они грабят и убивают наших подданных. Рыцарский долг – защищать доверенных нам людей.

Я не могу не думать об этом. О людях, которые не знают, что на самом деле они ангелы. Поэтому мне жалко их – жалко добрых, а злых еще жальче. Ведь с каждым шагом они все дальше и дальше от Бога...

И самое страшное, что все они – эти женщины, друзья, семья, даже враги – все они стараются ввести тебя в искушение, с тем чтобы привязать к себе самыми крепкими веревками. Все они желают моей погибели. Поэтому я и должен ненавидеть их, но я не могу, я...

Дорога сделалась суше и ровнее, Раймон пришпорил своего коня, вылетев вперед процессии.

Кинув пожитки в дешевой гостинице, расположенной недалеко от дома астролога, и переодевшись, я, Раймон и сопровождающие нас пятьдесят воинов отправились к Иоганесу Литтенбаху. Дом астролога был двухэтажным, с плоской крышей, на которой, подобно ушам, торчали две причудливые башенки. Должно быть, в доме располагались два алтаря. И каждый требовал себе по персональному куполу.

Каким двум богам астролог воскуривал ладан? Осталось загадкой. Жалею, что не осведомился об этом заранее, но теперь уже приходилось принимать все как есть.

Бьюсь об заклад, с такой крыши мог навернуться только сильно пьяный. Так что создавалось впечатление, что крышу сделали специально для того, чтобы располагать на ней лучников. Во всяком случае, получи я приказ прикончить кого-нибудь из посетителей мессена Иоганеса, спрятался бы за одним из «ушей». Поэтому я сначала отправил туда своих ребят и только после того, как они дали сигнал о том, что путь свободен, позволил молодому господину выйти из гостиницы.