Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 2

– Итак, снова заклинание?

– Мы называем это по скудоумию заклинанием, но… Слово – разве заклинание? Всякая ли идея – проклятие, а мысль – магия? Нет, это великая побудительная сила, связующая воедино материю и дух. Мы ещё не стоим даже на пороге понимания её сущности. Увы, наука всё дальше уходит от пути познания её, всё более утверждаясь на ниве покорения материи. Здесь – корень моего разочарования.

Он рассмеялся горьким смехом.

– Что вы видите смешного?

– И ничего и много чего. Я ведь в чём только не подозревал вас, Алексей Петрович! Спустя без малого три недели по вашему отбытию, представьте, заявился ко мне человек из Румянцевского кружка, мол, прибыл по приглашению. Чуть я его в подвал не засадил, право слово, да Господь отвёл гнев. Потребовал я бумаг, а он предъявил моё же письмо. Стал я тогда снова дни считать – никак не сходилось у меня. Ну, тогда я вас в чём только не обвинил, счастье, что не мог до вас добраться. Но отправил за вами Владимира Артамонова, чтобы он мне докладывал. Всё ему открыл и прямо обещал: исполнит – получит наследство. Даже, грешный, об Анне заговорил, чтобы дать ему надежду выслужиться. Совсем от досады разум потерял, думал, что пригрел вот мошенника, то есть вас так величал в мыслях. Корил себя, что мало документов стребовал, да больно застила мне глаза ваша чёртова императорская депеша – ведь не поручат такое абы кому. Потом остыл, узнав в вашем Обществе, что в самом деле поручали вам ехать ко мне, решил, что чиновники напутали. И всё же жене и дочери писал, чтобы были настороже с вами в Святой Земле, требовал извещать меня о любом движении вашем…

– Мне рассказали о том, – признался я, но не упомянул Артамонова.

– Я всегда говорил, что чувства возобладают над разумом, – махнул он рукой. – Долго я зло держал, и весьма не обрадовал меня камень, привезённый Владимиром. Отходить начал, когда пришли слухи о ваших дипломатических успехах в Египте, но совсем отпустило разве недавно, когда в Одессе только о вас и заговорили. – Он вздохнул. – Хороши же мы, учёные мужи! Один шпионит, другой покушается на жизнь, третий вор. Это нынче, а что дальше будет? Университетские станут сажать в кутузку академических… шучу, коллега, шучу… Хорошо бы, если только проклятие этих земель было истинной и единственной причиной наших раздоров. За последние годы вы доставили первое истинно доброе известие. Я ведь корил себя за тот глупый и жестокий поступок, думая, что послал чашу яда коллеге Бларамбергу, винил себя во всех смертях, Стемпковского тоже, а выходит, напрасно. Да и вы живы, значит, подозрения совсем пусты. Я-то совсем чуть не рехнулся на почве мистических начертаний. Нашёл, нашёл и ещё один странный камень, довольно свежий, да оставил в болоте, в уверенности, что несёт он смерть.

– Вы поступили верно, – ответил я, и поведал свою часть истории, утаив лишь некоторые находки. К сему прибавил я и рассказ о тайном братстве, членом которого состоял Артамонов, и своих подозрениях о том, что они могли приготовлять убийство князя. Прошёл почти час, и он почти не задавал вопросов.

– Гм, – помрачнел Прозоровский, когда я окончил. – Значит, не об одном воскресении заботятся. Что ж, если верить вам, видно, нет конца проклятию. Я ожидал удара, но не знал, откуда он последует. Думал, захотят только ограбить, но боялся худшего, что они могут покушаться на дочь. Средние звенья цепи вы обезвредили, но о верховных придётся обеспокоиться мне. Не волнуйтесь, на вас не упадёт тени, и в омут бросаться я не собираюсь. Имена названы, я могу следить и решать по обстоятельствам.

Я не чувствовал такой его уверенности в себе, но не решился продолжать. Свои открытия я желал оставить за собой нераздельно. Я допил напиток, прежде чем решился.

– Всё же не для этого рассказа, похожего на запоздалое оправдание прибыл я к вам. Вы нашли останки… воинства… той стороны?

Князь медленно повернул ко мне голову, уголки его губ едва заметно растянулись.

– Зачем вы спрашиваете, Алексей Петрович? Вы же знаете.

Портвейн был допит, он приказал принести вина, и мы осушили по бокалу. Он не мешал мне собраться с мыслями.

– Вы правы, Александр Николаевич. Я теперь только знаю. Вы никого больше не нашли. Не потому, что противники ангелов не погибали, и не потому, что убрали погибших куда-то ещё. Здесь вообще не было никакой битвы демонов против ангелов и людей, как полагал я и, думаю, вы тоже. – Прозоровский со вздохом кивнул, но я не спешил произнести главный вывод, и он вскинул на меня брови с любопытством. – Знаете, что более всего отдаляло меня от решения? Долго мучивший вопрос: почему здесь ? Вдали от библейских мест, в пустоте истории? Прозрение наступило лишь по прибытию наших войск на Босфор, где они готовились сразиться, обороняя Царьград от – кто бы мог подумать – армии Египта! Словно из преисподней, подступали нубийцы и эфиопы к столице Константина Великого. Кто бы мог предположить такое во времена Иоанна Грозного, отправлявшего поклонников в ту бесконечно легендарную землю. Если представить некоего будущего исследователя, забывшего о предыстории и не позаботившегося раскопать последствия, событие это покажется маловероятным и почти мифическим – каким-то историческим курьёзом, ошибкой переписчика. Дмитрий Донской громит Мамая, а через два года Тохтамыш сжигает Москву. Только что мы громили султана, а трёх лет не минуло, как мы в военном союзе с ним. После уж, путешествуя по Средиземноморью, я смотрел на вещи другими глазами, всюду находя схожие примеры. Афиняне со спартанцами не нашли места у себя дома и дрались на берегу Геллеспонта. В Фарсале бились Цезарь с Помпеем. В Анкире – Тамерлан с Баязидом. А Полтава, Требия, Ватерлоо! Пожалуй, в этом прослеживаются уже не исключения, а правила. – Князь кивал, по чему угадал я различие его мыслей с моими. – Боюсь до конца называть вещи как должно бы. Скажу так: зло – это мы.

Он в каком-то отчаянии заходил по комнате. Вдруг остановился, обернулся порывисто, горячо воскликнул:

– Вы пришли, наконец, к тем же страшным выводам, что и я. Сознайтесь же! Страшно думать, что ты на стороне добра, и что кто-то извне покушается на твою добродетель, но однажды вдруг осознать, что ты со своими праотцами – на той стороне! Это люди истребили ангелов, чтобы коварно завладеть их наследством, всем без исключения, это мы – тьма, победившая свет и заполонившая мир. Участь наша ужасна.

Я поднялся.

– Всё это так, кроме одного. Я не верю в ужасную участь. Ведь Бог приходил, чтобы спасти нас, как бы мы ни были порочны от века.

– Счастлив верующий, – пробормотал князь, прикрыв глаза. – А я пью цимлянское.

Он потянулся разливать, но вихрь озарения смерчем пронёсся в моём разуме, так, что весь облик мой, вероятно, переменился, потому что Прозоровский отдёрнул руку и озабоченно молвил: