Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1

Я с недоумением следил за его выводами, спросив после, почему его так взволновали все эти факты – небезынтересные, но до крайности малозначительные в сравнении с недавней победой и делом Греции? Он убавил пыл, видимо, сожалея, что так горячился, а я вновь заподозрил, что и сам он далеко не всё понимал в целях своего задания, раз обратился к предшественникам.

Открыв книжицу, он изящным миниатюрным карандашом что-то спешно писал в ней. На мой вопрос он признался, что мысль о Суханове ему до того понравилась, что он поставил себе задание подробнее исследовать всё русские паломничества в Святую Землю. Вот так, ни много ни мало – всё. Я чуть не подскочил, а он спокойно продолжал рассуждать. Чтобы тяжёлый труд не пропал даром, его он вознамерился опубликовать в третьем издании своей книги.

– Ах, в третьем! – завидуя чудовищной его самоуверенности, воскликнул я. – Может, хотя бы – во втором?

– В третьем, – равнодушно поправил он, – чтобы не задерживать первое, уже почти готовое, и второе, кое выйдет спустя год после распродажи первого, ведь архивы, друг мой, придётся обыскать от времён самого игумена Даниила, что ходил в Иерусалим ещё при крестоносном короле Балдуине. «Хорошо – не со времён пророка Даниила!» – едва не вспылил я в бессильной злобе. С такой-то прытью он и третье издание опубликует ещё до того, как я доберусь до Яффы.

– Ты кого-то подозреваешь в вековых кознях? Кто это? – спросил я, упражняясь в хладнокровии. – Кроме Агасфера?

– Не знаю, – выпустил он дым уже спокойнее. – Кого-то, кому даже признание в шпионстве является безобидной ширмой для чего-то много большего. Изящный намёк, прозрачный как вода в Пропонтиде, настолько, что даже ты сразу сумел его разгадать. Правда, не без моей подсказки, а я размышлял об этом несоответствии немало. Оставим прошедшие века. Предположи, что за миссией Дашкова наблюдает некто третий. Не агенты Порты, не Министерство Иностранных Дел и даже не таинственное лицо номер два…

– Которого, впрочем, ты тоже не знаешь, – не удержался вставить я.

– …по имени, – уточнил он, – но о котором вполне можем предполагать, что оно отдало некий чрезвычайно конфиденциальный приказ, требующий к тому же мастерства художника. Суханов был талант, своего рода гений, в наши времена вместо одного отправили двоих поплоше.

– В прежние времена поодиночке на Восток тоже не ходили, Суханов вёз обоз в сорок телег с мехами, смею думать, не сам погонял…

Но Муравьев не слушал, поглощённый своими догадками.

– Исполнив наказ, Дашков публикует статью, в которой наряду с прочим описывает, как успешно Воробьёв справился с задачей зарисовок в Храме. Из сопоставления маршрута, описания встреч и простой логики некто третий должен уяснить, что таким бесхитростным образом наши славные лазутчики успокаивают чиновников Османской империи накануне неизбежной войны, сами же на деле разведывали не храм, а пушки и бастионы прямо под носом двухбунчужных пашей. Главное, что мнимо скрывая не слишком важное преступление, они на деле отвлекают внимание от цели истинной. Покрытой двойным слоем лжи.

Он так сильно подался назад в удовлетворённости этим рассуждением, что едва не опрокинулся навзничь, что не отменило торжества в его упёртом в меня взоре.

– И кто же сей загадочный третий? – спросил я, зная, что разгадки у него нет.

Вместо ответа он, выровнявшись, лишь запрокинул голову и, сделав большой глоток, двумя пальцами поставил фужер на стол.

– Я, как видишь, покидаю сцену, но твой номер… твоя служба – впереди.

Он пристально глядел на меня, словно пытаясь прочесть в моей душе нечто тщательно скрываемое, но я и сам не знал за собой секретов, поэтому взгляд мой оставался чистым в своей безыскусственности.

– По алгебре я имел похвальную грамоту, и эта наука гласит, что одно-единственное уравнение с двумя неизвестными может иметь слишком много решений.

– Тогда нам… тебе остаётся лишь перебрать их все, и отбросить ложные. Впрочем, возможно, это чепуха, так или иначе, я покуда забываю всё до будущих свершений. Отныне – ты представляешь Империю на Востоке. Не ударь лицом в грязь.

Он перегнулся ко мне и положил руку мне на плечо. Я не мог не дать волю своему самолюбию.

– Уволь, Андрей, – лицемерно сказал я. – Моя государственная миссия окончена. Передача пакета, вручённого мне императором для Иерусалимского патриарха, состоялась, и отныне я числю себя лишь на службе частного Общества Древностей Российских.

– Да ты в своём ли уме! – расхохотался Муравьев, не проявив ни малейшего пиетета ко всему вышесказанному, но составив при этом для себя какой-то собственный вывод. – На любого поклонника государь смотрит, прежде всего, как на представителя короны… да что там – личного своего епитропа в Святой Земле. Дело христианского заступничества и покровительства он почитает высочайшим призванием. Ты что же, не знаком с Адрианопольским трактатом?

– Знаком, и сам пользовался уже его благами.

– Так мы с тобой, ни много ни мало, хранители и носители всех статей этого трактата – те, кто требовательно напоминает о нём. Нарушение положений предыдущего стало причиной последней войны.

– Всё так, Андрей, но к чему ты приплетаешь меня? Я – просто учёный, и имею статский чин. Николай Павлович уж давно забыл обо мне.

– Нет, он истинно спятил! – раскинув руки, обратился мой приятель к окружающим; их, впрочем, никого не находилось поблизости, только хозяин в подобострастном удалении ожидал новых распоряжений, или, вернее, нашего с другом удаления восвояси, ибо время уже близилось к полуночи. – Государь не дряхл и не глуп, он помнит всех и каждого, кого удостоил аудиенции. Верь мне, у тебя ещё найдётся повод порадоваться или огорчиться его памяти.

– В таком разе смею надеяться на первое. Пакет с высочайшей печатью, во всяком случае, выручал меня не раз. Иногда приходится жалеть, что я с ним расстался. Гербы и орлы – особенно повзрослевшие на севере местные уроженцы – производят на здешних чиновников столь же магические действия, что и на наших станционных смотрителей.

– Не горюй! Одно уже имя государя безо всяких бумаг открывало предо мною здесь самые тщательно охраняемые покои важнейших лиц. Уверяю тебя, мысленно я всегда испрашивал соизволения и убеждён в высочайшем одобрении. И тебе советую не пренебрегать доверием императора, ибо смело могу сказать: он вверил тебе и частицу своей чести в краях нашего недруга. Академик! – он перегнулся через стол и, смеясь, легонько толкнул меня кулаком в грудь. – Помни одно: нас многие ждут в Иерусалиме с миссией освобождения. Странные и нелепые слухи разнеслись в городе о моём прибытии. Говорили, что я начальник сильного отряда, посланного для завоевания Святого Града, и что десять тысяч русских придут вслед за мной из Эрзрума или пристанут на кораблях у Акры. Главным источником сих толков был искони распространённый на Востоке страх имени русского, умноженный теперь славой наших побед над Портой. А что о тебе скажут?