Ксавье Монтепен - Рауль, или Искатель приключений. Книга 2

Взглянув на бледную Венеру, Молох увидела, как она испугана. Сострадание, видимо, овладело ее сердцем, потому что она сказала:

— Разве вы боитесь меня?

— О! Да… — пролепетала Венера. — Очень боюсь.

— Отчего?

— Сама не знаю. Но эти женщины говорили… Сейчас… — Венера остановилась.

Молох окончила:

— Эти женщины называют меня ворожеей; и это вас пугает?

— Признаюсь…

— Ну! Не бойтесь же ничего… Ворожея я или нет, но я не желаю вам никакого зла и, может быть, еще смогу сделать вам много добра.

Венера взглянула на Молох с удивлением.

— Какое добро можете вы сделать мне? — спросила она. — В том положении, в каком я нахожусь, мне нельзя ждать помощи ни от кого… И не на что надеяться…

— Откуда знать?

Венера не отвечала. Молох продолжала:

— Доверьтесь мне.

— Как я могу доверять незнакомой женщине… которую встречаю в таком месте…

— Вы хотите сказать — в тюрьме?

— Да.

— Но ведь и вы сами здесь?

— Это правда.

— Во всяком случае, чем вы рискуете?

— Это опять-таки правда…

— Кстати, мне легко доказать вам, что я имею право на ваше доверие…

— Каким образом?

— Дайте мне вашу руку.

— Зачем?

— Затем, чтобы, говоря о прошлом, показать вам, что ни настоящее, ни будущее не имеют для меня тайн.

Венера колебалась, однако после минутного размышления протянула старухе свою руку. Молох схватила эту белую исхудавшую руку и долго-долго смотрела на линии, начертанные на ней.

— Вы уже много страдали, — сказала она наконец. — Я это вижу.

— Много! — прошептала Венера.

— Звезда, под которой вы явились на свет, несчастна. В час вашего рождения была пролита кровь…

Венера сделала движение ужаса.

— Разве вы этого не знали? — спросила старуха.

— Нет.

— Я вижу в вашей жизни много пролитой крови.

Бледность Венеры увеличилась. Молох продолжала:

— В детстве вы были невольной и невинной сообщницей убийства. Вызовите самые отдаленные ваши воспоминания… Правда ли это?

— Правда, — пролепетала Венера.

— С тех пор в одну гибельную ночь рука ваша пролила потоки крови, но это было справедливостью, а не преступлением… Правда ли это опять? Вы убили, но вы не виновны в этом убийстве?

— Вы это видите? — вскричала Венера.

— Для меня это так же ясно, как солнечные лучи.

— Но если так, то меня, верно, оправдают? Не правда ли? Не правда?

— Нет.

— Стало быть, я буду осуждена?

— Вы уже осуждены.

— Осуждена! — повторила Венера.

— Да, и приговорены к смерти.

— О! Боже мой!

Венера с отчаянием начала ломать руки и судорожно рыдать.

— Стало быть, я погибла? — продолжала она.

— Нет.

— Кто же спасет меня?

— Я.

После того, что сказала ей старуха, Венера не имела права сомневаться в справедливости ее слов. Она несколько успокоилась, но все еще была в ужасе от страшных слов старухи. Та поняла волнение девушки.

— Спите, — сказала она только, — и постарайтесь собраться с силами, потому что скоро они вам понадобятся…

Молох погасила лампу, и во всю ночь темнота и безмолвие царствовали в тюрьме.

На другой день, как обычно, Молох и Венеру отвели в общую залу. Как и накануне, они обе были осыпаны грубыми насмешками и гнусными шутками других заключенных. Только за несколько секунд до той минуты, в которую тюремщики должны были прийти и развести заключенных по их тюрьмам, Молох шепнула Венере:

— Сейчас же, как только я произнесу эти слова: «Ночь, которая начинается, будет длинна…» и так далее — закройте носовым платком свое лицо и не дышите, даже рискуя задохнуться.

— Я сделаю так, как вы хотите.

— Хорошо.

Тюремщики вошли, взяли заключенных и повели их в камеры. Дойдя до конца подземной галереи и в ту минуту, когда тюремщик уже вкладывал ключ в замок, Молох ясно произнесла:

— Ночь, которая начинается, будет длинна.

В то же время она поднесла к лицу тюремщика ящичек, из которого выходил чрезвычайно тонкий и сильный запах. Венера тотчас закрыла носовым платком ноздри и рот и старалась не дышать.

Тюремщик глубоко вздохнул, протянул руки, зашатался, как пьяный, и упал. Молох наклонилась к нему, сняла с пояса связку ключей, потом схватила Венеру за руку и шепнула ей:

— Пойдемте!.. Пойдемте!..

Венера машинально повиновалась. Через несколько шагов старуха прибавила:

— Теперь вы можете отнять ваш платок и дышать… Опасности более нет.

— Ах! — прошептала Венера. — Вы меня обманули!..

— В чем?

— Вы мне клялись, что преступления не будет!.. А человек этот умер!

— Нет.

Венера обернулась и взглянула на тело, распростертое на земле.

— Однако… — начала она.

— Он не умер, — перебила старуха, — и даже не болен. Он только лишился чувств, вот и все. Но молчите и идите. Идите скорее…

Вместе пробежали они коридоры, в которых Венера заблудилась бы раз сто, но старуха, по-видимому, превосходно знала все повороты. Очевидно, тюрьма была ей хорошо знакома. Венера не могла не обратить на это внимания. По пути они не встретили никого и добежали таким образом до небольшой двери, окованной железом, как все двери этого печального обиталища. Молох перепробовала несколько ключей из связки и насилу нашла нужный. Дверь растворилась. Ночной воздух, свежий и чистый, пахнул Венере в лицо и произвел на нее необыкновенно приятное воздействие.

— Мы свободны? — спросила она.

— Нет еще, — отвечала старуха, — но скоро…

В эту минуту беглянки находились на небольшом дворе, окруженном очень высокой стеной. В стене видна была калитка, выходившая на улицу, но растворить эту калитку старухе было гораздо труднее, чем она предполагала. Замок был заржавлен. Ключ скрипел, но не отпирал. Прошло несколько минут в бесполезных усилиях, и эти минуты, невыразимо ужасные для Венеры, показались ей веком. Она видела себя снова пленницей, отведенной в тюрьму, а потом на казнь. Что она выстрадала, мы не сумеем сказать. Наконец дверь отворилась. С другой стороны была улица, а значит, свобода. Молох схватила за руку Венеру и потащила ее, говоря:

— Я вас предупредила, что вам понадобятся все ваши силы. Вооружитесь же мужеством, потому что здесь мы еще не в безопасности. Мы должны идти целую ночь…

— Не бойтесь, — возразила Венера. — Я найду в себе мужество и силу, я вам обещаю.

Молох молча отправилась в путь, избегая многолюдных улиц, по лабиринту переулков, составлявших вокруг мрачного здания тюрьмы запутанную сеть. Мало-помалу дома становились реже и наконец совсем исчезли.

Хотя беглянки уже вышли из города, Молох не замедляла своих шагов. Они вышли на проселочную дорогу, узкую и извилистую, на которой трудно было бы не заблудиться даже днем; но она все шла прямо, с твердостью и уверенностью. Несчастная Венера, напротив, спотыкалась каждую минуту. Она упала бы раз сто, если бы Молох не поддержала ее с непонятной силой.