Рекс Бич - Хищники Аляски

Северная песня говорит: «Наша страна — вольный край, где человек — просто человек, и больше ничего. Если ты в прошлом был честен, тем лучше; если же нет, то предай забвению грязные пятна прошлой искусственной жизни и вновь поднимись на достойный тебя уровень. Вот и все».

Итак, никто ни о чем ее не расспрашивал, и время проходило, а она все еще не решалась дать более подробные объяснения. Молчать было несравненно легче, и, кроме того, она едва ли имела право рассказывать им многое.

За короткое время их знакомства девушка привязалась к Дэкстри; ей нравилось его простое, рыцарское отношение к ней и мальчишеские рассуждения; Гленистэра же она избегала и испытывала при мысли о нем скрытый страх с того момента, когда она подслушала их вечерний разговор. Вспоминая об этом разговоре, она то горела и содрогалась от гнева, то леденела от ужаса, живо представляя себе грозную силу и уверенность, звучавшие в его голосе.

Что это за общество, что это за жизнь, где мужчины говорят о посторонних женщинах уверенным тоном будущего владельца. Она не могла не сознаться: он был красив, но она совсем об этом не думала; если бы она встретила его в обычном для нее обществе, закованном в броню светских условностей, то он, пожалуй, показался бы ей выдающимся человеком, энергичным и умным. Но тут он как бы впитал в себя все особенности окружающей его среды, как-то распустился физически и нравственно, казался грубым, примитивным и жутким. Когда он был с ней — а он постоянно искал ее общества — она ощущала, что его сильная личность как бы давит ее; волна его неудержимой, бунтарской, настойчивой страсти захлестывала ее. Это возбуждало в ней враждебное чувство, и вся воля ее напрягалась, чтобы оказать сопротивление.

Дэкстри все рассказывал свои истории; вдруг из темноты вынырнул Гленистэр. Подошел и молча встал рядом с нею у перил.

— Что вы так пристально смотрите в темноту? — спросил он.

— Надеюсь увидеть полуночное солнце или северное сияние, — ответила она.

— Время года для полуночного солнца слишком позднее, а для северного сияния мы еще слишком далеко от Севера, — вставил Дэкстри. — Когда будем ближе к Северу, увидим полуночное солнце.

— А вы слышали когда-нибудь о происхождении северного сияния? — спросил Гленистэр.

— Нет, — ответила она.

— Так вот что рассказал мне один великий охотник из племени Танана, когда я как-то лежал больной в его хижине. Он мудрый индеец и пользуется репутацией правдивого человека, так что я не сомневаюсь в точности его рассказов.

«Давным-давно, еще до вторжения белых и солонины в эту страну, тананы были самым сильным племенем на Севере. Самым отважным охотником был второй вождь — Итика. Он мог преследовать оленя до тех пор, пока тот не падал изнеможенный в снег, и было у него множество поясов, украшенных когтями бурого медведя, необычайно коварного зверя; как известно, он одержим духами „Ябла“, т. е. бесами.

Как-то зимой в долине Танана разразился ужасный голод. Олени ушли из ущелий, и карибу исчезли с гор быстрее тумана. Собаки похудели и выли ночи напролет. Дети плакали, и с изможденными женщинами не было сладу.

Тогда Итика решил поохотиться по ту сторону скалистых горных вершин — там, где кончается мир живых. Его пытались отговаривать, указывая на верную смерть, ожидавшую его, ибо стая чудовищных белых волков, крупнее оленей и быстрее орлов, скиталась по тем горам в поисках добычи. В ясные и холодные ночи можно было видеть отражение лунных лучей на их сияющих, впалых боках, и хотя многие охотники переходили в былые времена через тот перевал, но ни один из них не возвращался, ибо волки настигали и убивали его.

Но Итику нельзя было удержать. Он пошел извилистой тропой по кряжу и с наступлением ночи зарылся спать в снегу, завернувшись в шкуру карибу. Вглядываясь в темноту, он увидел вспыхивающие лучи, еще в тысячу раз ярче прежнего. Небеса горели живым сиянием, которое металось взад и вперед в диком разгуле. Он слышал скрип и хруст сухого снега, попираемого волками; он слышал далекий шум приближающегося урагана, хотя воздух над его головой был скован неподвижностью.

Когда рассвело, он пошел дальше по кряжу и наконец достиг дивной долины. Спустившись по склону, он вошел в лес из высоких елей; кругом на снегу виднелись следы, широкие, как следы рыб. Он услышал вой, который становился все громче, пока не заполнил собою весь лес. То был жуткий вой: казалось, выли тысячи волков, одержимых жаждой убийства. Он осторожно подвигался вперед и, наконец, наткнулся на белое животное чудовищных размеров, которое билось под упавшей елью, крепко придавившей его к земле.

Все храбрые люди жалостливы, и Итика принялся работать топором; он пытался вызволить животное из беды, не думая о грозившей ему самому опасности. Когда животное было освобождено, оно встало и вместо того, чтобы убежать, обратилось к нему на чрезвычайно вежливом и изысканном индейском диалекте, без малейшего чужестранного акцента.

— Ты спас мне жизнь. Чем я могу отплатить тебе?

— Я хочу охотиться в этой долине. Мой народ голодает, — сказал Итика, чем очень обрадовал волка, который немедленно собрал всех своих собратий на охоту.

С тех пор стоило И тике явиться на охоту в долину Юкона, исполинская стая охотилась вместе с ним. Волки и по сей день носятся по горам в ясные, холодные ночи; лунный свет мерцает на их белых боках, поднимаясь к небу странными и фантастическими изгибами. Говорят, что это — северное сияние, но беззубый старик Исаак искренно убеждал меня в правдивости древнего предания, когда я лежал, ослепленный яркими солнечными лучами, в его хижине. Он говорил, что во всем этом нет ничего замечательного, что это просто резвятся духи Итики и волков-исполинов».

— Какая странная легенда, — сказала девушка. — И таких легенд, должно быть, много в северной стране. Я уже начинаю любить ее; потом она, наверное, понравится мне еще больше.

— Возможно, — ответил Гленистэр, — хотя, по правде говоря, страна эта не для женщин.

— Расскажите мне, что вас сюда привело. Вы ведь житель восточных Штатов. У вас было положение, образование, а вы предпочли эту жизнь. Должно быть, вы любите север?

— Конечно, люблю. Он привлекает человека какими-то странными чарами — чарами, которыми не обладает ни одна более умеренная страна. Стоит вам провести здесь хоть несколько дней, долгих, ленивых июньских дней, кажущихся бесконечными; стоит вам услышать крик гусей в теплую солнечную полночь; стоит вам хоть раз пуститься в путь-дорогу холодным ясным утром, когда воздух возбуждает легкие и весь молчаливый белый мир сияет как драгоценный камень; стоит вам увидеть, как собаки рвутся в упряжи так, что полозья дрожат и звенят, а далекие горные кряжи выступают, точно дивные изваяния, так близко, что, кажется, можно достать до них рукою, — и вы поймете, что во всем этом есть нечто, влекущее вас, зовущее вас обратно, где бы вы ни находились.