Фредерик Марриет - Королевская собственность

— Господа, я вас покорнейше прошу гасить огни! — проговорил квартирмейстер, еще раз просовывая голову.

— Сейчас, сейчас, Байфильд, погодите одну минуту! Дайте нам только попытать счастья раздобыть сколько-нибудь рому!

В виду такой уважительной причины Байфильд не стал настаивать.

— Эй, мальчик, позови мне Билли-Питта! ?

Билли-Питт уже спал, но когда его позвали, в одну минуту вскочил и, как был в одной рубашке, явился к мичманам.

— Вы меня звали, масса Брюс?

— Да, Билли, мой красавчик, ты все знаешь! Скажи нам, что значит «repartie».

— «Repartie» значит, если вы меня масса обзовете — «Проклятый чернокожий», а я вас назову грязным, бело-печеночным сыном… и т. д., то это будет с моей стороны «repartee»!

— Превосходно, Билли! Из тебя, наверное, выйдет епископ, а теперь скажи нам, есть ли у твоего господина ром в каюте?

— У которого масса, у масса Кортней или у масса доктора, сэр?

— Ну, конечно, у Кортней: у доктора ничего, кроме святой воды, не бывает!

— Хм, да, у масса Кортней есть немного!

— Ну, живо, Билли, тащи его сюда! Я тебе завтра при раздаче отдам!

— Ну, а предположим, что вы завтра забудете? Ведь вы поставите меня в весьма затруднительное положение: масса Кортней весь посинеет или пожелтеет!

— Я не забуду, Билли, клянусь тебе честью!

— Честью! Ну, на это можно положиться… Сейчас принесу!

Минуту спустя он воротился с бутылкой рома как раз в тот момент, когда били три склянки.

— Право же, господа, я не могу ждать дольше! Огни должно гасить, не то я должен буду доложить!

— Правда, правда, Байфильд, — отозвался Брюс, — вы исполняете вашу обязанность, но вы, быть может, выпьете стаканчик грогу?

— Если вы позволите, — сказал Байфильд, снимая шапку, — за ваше здоровье, джентльмены!

— Спасибо! — отозвались мичмана. — Ну, какое слово ты теперь изучаешь по своему лексикону? — спросили они негра.

— Какое слово? «Комиссия». — Есть, видите ли вы, «комиссии» двух родов: комиссия, когда вам что-нибудь сейчас нужно, и вы поручаете это исполнить мне, например, а другая комиссия — это если я исполняю, что мне поручено и получаю что-нибудь за это!

— Аа… ты говоришь про 5 % комиссионных с каждой бутылки!

— Нет, масса Брюс, — 5 % — это не составит и стаканчика грога!

— Ну, ну, ты получишь 10%! — сказал мичман, наливая ему большой стакан. — Хватит с тебя этого?

Билли выпил за здоровье каждого из мичманов в отдельности и затем только осушил свой стакан.

— Знаешь ли, масса Брюс, мне кажется, что и у доктора тоже есть немного рома в каюте?

— Беги же, тащи его сюда, я отдам тебе его завтра!

— Честное слово джентльмена?

— Да, да, честное слово и десять процентов за комиссию, только беги скорее!

Билли явился через минуту с другой бутылкой, получил свои комиссионные, раскланялся и вернулся на свою койку.

— Огни, господа, прошу вас, гасите огни… Я должен предъявить свечи старшему лейтенанту!

— А, теперь реквизиция за огни, господа! — Мичманы поспешили налить и квартирмейстеру второй стаканчик грога.

— Ну, теперь мы загасим, Байфильд, смотрите! — сказал один из старших мичманов и накрыл свечу своей фуражкой.

— Если бы вы были так добры поставить вашу свечу в мой фонарь, — заметил квартирмейстер, — тогда я могу доложить, что они погашены, а фонарь может остаться здесь у вас.

Когда все было загашено, квартирмейстер отрапортовал лейтенанту, что все огни погашены, но не успел он отойти от него, как свечка в помещении мичманов была снова водворена в шандал и преисправно зажжена.

Однако выпитый ром начинал действовать на Брюса, и этот рослый, красивый юноша из знатной шотландской семьи, как только выпил лишнее, начал утверждать, что происходит по прямой линии от царствовавшего дома, некогда занимавшего трон Англии: когда же он окончательно хмелел, то начинал доказывать, что он, в сущности, законный король Великобритании, и начинал требовать, чтобы мичмана признали его таковым. Но в тот момент, когда он на этот раз воссел на престол Англии, при общем восторге товарищей, старший лейтенант прислал просить, чтобы мичмана немедленно ложились.

— Посылать меня спать, как мальчишку! — возмущался Брюс. — Жалкий человек, гордящийся своей крошечной властью! Если бы законные права были почтены, то и он, и миллионы людей преклоняли бы теперь передо мной колена. Но пусть, если я не могу быть королем над целой Англией, я хочу быть королем здесь над вами! — И схватив одного из мичманов, который был заика, за ворот рубашки, Брюс, потрясая его, говорил:

— Скажи, разве я не король?

— Говоря по чести и совести, я скорее склонен думать, что вы не король, Брюс!..

— Я не король?! Ах, ты подлый раб!.. — воскликнул он и, бросив его на землю, наступил ему ногой на грудь.

— Разве я не король? — продолжал Брюс, ухватив теперь тщедушного Джерри.

— Я чувствую, что вы должны были бы быть королем, — ответил маленький мичман, — и отнюдь не сомневаюсь в вашем происхождении по прямой линии от этого царствующего дома, так как вам присущи все характерные черты этой расы. Прошу милости у вашего величества! — добавил Джерри, склоняя перед ним колено.

— Просьба твоя будет исполнена, мой верноподданный слуга! — воскликнул Брюс, очень довольный этим знаком покорности. — Я дам тебе все, что ты только у меня попросишь, даже половину своего царства!

— Упаси меня Бог лишить ваше величество половины вашего царства! — воскликнул Джерри, непритворно испугавшись, что не получит так ровно ничего. — Я прошу ваше величество только избавить меня от ночной вахты сегодня!

— Встань, Джерри, ты целых две недели не будешь стоять ночной вахты!

— Всепокорнейше благодарю, ваше милостивое величество! — сказал хитрый юноша, который был помощником вахтенного в той вахте, где старшим вахтенным был Брюс.

Но проспавшись, Брюс совершенно не помнил о том, что было, и, видя, что во время вахты Джерри нет наверху, послал за ним. Когда Джерри напомнил ему о его обещании, то, не желая сознаться в том, что он был хмелен, Брюс освободил ловкого юношу от вахты и стоял ее один.

Джерри использовал свой пятнадцатидневный срок освобождения от ночной вахты и стал подумывать, как бы ему продлить еще эту льготу. Брюс, хотя и держал данное слово, но это ему стало видимо надоедать, и он решил, что не подарит Джерри ни одного лишнего дня, так как уже и без того прошло несколько дней сверх тех двух недель, а Джерри и не думал о вахте.

У самых дверей стояла койка одного мичмана, который был сильно простужен и ужасно кашлял уже целых две недели.

— Я уверен, что вы больны оттого, что из дверей дует, и вы никогда не поправитесь, пока будете спать там. Жаль слушать, как вы кашляете! Я бы предложил вам мою койку, которая как раз в стороне и на лучшем месте! — проговорил Джерри.