Фредерик Марриет - Канадские поселенцы

— И впоследствии вы взяли ее себе в жены? — сказал Персиваль.

— Взял ее себе в жены! Нет, мальчуган, я никогда не брал ее себе в жены. И на что человеку под семьдесят лет жена? Люди называют ее моей сквау, думая, что она мне жена; она и исполняет в моем доме все обязанности жены, но если бы они называли ее моей дочерью, то было бы ближе к истине. Я желал бы разыскать, к какому племени она принадлежит, но это совершенно невозможно: за последние двадцать лет столько различных племен побывало здесь; многие приходили сюда издалека, и никто не знает, куда они ушли! — добавил старик.

— Но почему вам хотелось бы разыскать ее племя? — спросила Мэри.

— Почему? Потому что я становлюсь стар и могу скоро отойти к праотцам; тогда она останется совсем одна на свете, если только мне не удастся выдать ее замуж за кого-нибудь раньше, чем я умру, но тогда она оставит меня одного на свете. Конечно, этому помочь нельзя, все равно, я стар, и моя песня спета!

— Я желал бы, Малачи, чтобы вы поселились вместе с нами, — проговорил мистер Кемпбель, — мы всегда бы заботились о вас, если бы это понадобилось, и вам не пришлось умирать одному в глухом лесу.

— И Цвет Земляники никогда не останется одинокой и беззащитной, пока мы живем на свете, — прибавила миссис Кемпбель. — Что бы с вами ни случилось, Малачи, она всегда может жить с нами, если только захочет!

Малачи Бонэ ничего не ответил; он погрузился в глубокое раздумье и, опершись подбородком на свое ружье, которое по привычке держал между колен, долго оставался неподвижен.

Г-жа Кемпбель и барышни занялись приготовлением обеда. Джон сел на полу подле Цвета Земляники и неизвестной индианки, которые беседовали между собой, и слушал их; он за это время научился понимать язык местных индейцев.

Мужчины расположились вблизи очага и тоже разговаривали между собой. Но когда все к обеду было готово, то прежде, чем сесть за стол, все собрались в маленькой гостиной, и мистер Кемпбель прочел вслух все богослужение, причем Генри читал за причетника, и все слушали с величайшим вниманием и благоговением, в том числе и Малачи Бонэ.

— Это напомнило мне давно прошедшие времена детства, — проговорил он, когда богослужение было окончено, — когда мы всей семьей с отцом, матерью, братьями и сестрами ходили в церковь!

— Ваши родители и вы принадлежали к англиканской церкви? — спросила г-жа Кемпбель.

— Не могу вам сказать, сударыня! Я этого не знал; знаю только, что мой отец был добрый христианин, и ничего больше!

— Расскажите что-нибудь о вашем отце! — предложила Мэри.

— Мне почти нечего рассказывать о нем, мисс, — отвечал старый охотник. — У него была большая ферма, и он желал, чтобы мы все оставались при нем. Но я пристрастился к охоте, и меня тянуло в леса; отец не соглашался отпустить меня. Я дождался, когда он умер, и тогда ушел из дома навсегда; мне было тогда лет 18, не больше. После того я был поочередно охотником, траппером, проводником, солдатом и переводчиком и за последние двадцать лет совершенно не посещал городов, а безотлучно жил в лесу. Чем дольше человек живет в одиночестве, тем милее оно становится ему; но теперь, когда случай напомнил мне о былом, я начинаю задумываться, лучше ли в самом деле отчуждение от людей или хуже? Когда я впервые увидел у ручья вот эту девушку, — он взглянул на Эмми, — это меня только раздосадовало, но затем меня потянуло к мальчугану, а теперь, когда мы все здесь собрались для общей молитвы, это привело меня в умиление!..

— Но разве вы никогда не молились одни? — спросила Мэри.

— Молюсь в некотором роде, лежа один в лесу где-нибудь под деревом. Смотришь на далекое небо, на звезды, на упавший лист, смотришь и думаешь: «Все это создал Бог, а человек не может этого создать! « — и я умилялся перед Его величием, Его мудростью и благостью ко всем тварям. Но это, быть может, не молитва; тут чего-то недостает. Но для меня нет воскресных и праздничных дней; если бы я не услыхал тот раз здесь, что сегодня день Рождества, то и не знал бы этого: человеку, живущему в лесу, все дни один, как другой, и это, пожалуй, нехорошо!

— Знаете, что, Малачи, приходите сюда каждое воскресенье, и будем вместе молиться и проводить этот день в дружеской беседе, — предложила г-жа Кемпбель. — Приводите и Джона с собой, и Цвет Земляники. Тогда вы всю неделю будете охотиться, а воскресный день проводить здесь!

— Да, я, пожалуй, так и буду делать! — согласился старик.

В это время подали обед, и все сели за стол. Обед на этот раз состоял из соленой отварной белорыбицы, жареной дичины, отварной солонины, жареной индюшки и плюм-пудинга. Все были веселы и счастливы, и здесь, в лесах Канады, забывали о пышных празднествах в Векстон-Холле.

На другой день Малачи Бонэ, Цвет Земляники и Джон ушли в лес, а капитан Сенклер и его юный товарищ — в форт. Жизнь потекла у переселенцев своим обычным порядком, только с тою разницей, что Малачи со своими спутниками являлся почти каждое воскресенье и иногда загащивался целых два дня. Индианка, подобранная в лесу, недели через три оправилась и изъявила желание вернуться к своим, в чем ей не препятствовали; снабдив ее теплыми одеялами и достаточным запасом пищи, ее отпустили с миром.

Февраль и март стояла еще настоящая зима, но в половине апреля разом наступила громадная перемена: снег сошел, как по колдовству; ручей превратился в одну ночь в громадный бурливый поток, и десять дней спустя весна была уже в полном разгаре: деревья оделись листвой, трава кругом зеленела, озеро освободилось ото льда, птицы пели и щебетали в лесу и вокруг дома.

Теперь уже никто не боялся волков; лодка была спущена на воду, и мальчики ежедневно отправлялись на рыбную ловлю.

Альфред, Генри и Мартын вспахивали землю и засеивали ее. Мистер Кемпбель целые дни копался и сажал в огороде. Девушки возились с телятами и птицей. Всюду являлся или ожидался приплод.

— Странно, что теперь, когда погода стоит такая хорошая, и индейцев нечего опасаться, капитан Сенклер так долго не показывается к нам! — заметила Эмми.

— Вероятно, служба мешает ему, — отозвалась

Мэри.

— Надеюсь, он здоров! — продолжала Эмми.

— И я тоже надеюсь, — сказала Мэри, подавляя вздох. — Но пойдем, слышишь, наши телятки зовут нас?!

За завтраком Эмми высказала свое беспокойство относительно капитана Альфреду и просила его сходить в форт наведаться.

В тот же вечер Альфред исполнил ее просьбу, и на следующее утро вернулся с целым коробом известий.

Оказалось, что капитан Сенклер сильно расшиб колено и вот уже целый месяц принужден был лежать на лазаретной койке, но расположение духа у него было прекрасное, и доктор обещал, что недели через три он будет совершенно здоров. Комендант прислал поклон всей семье и просил передать, что через десять дней он отправит в Монреаль баркас, и если у мистера Кемпбеля есть какие-нибудь поручения, то полковник предлагает ему воспользоваться этой оказией. Так как с Квебеком не было никакого сообщения, то ни газет, ни писем из Англии не было.