Фредерик Марриет - Персиваль Кин

Я поклонился и через несколько времени сделал другой поклон, чтобы идти, когда капитан спросил:

— Здорова ли ваша матушка, мистер Кин?

— Она оставила торговлю и живет в деревне, — отвечал я печально, — здоровье ее так слабо, что… — здесь, я остановился, предоставляя ему обмануть самого себя.

— Очень жалею о ней, — отвечал он, — но для молодой женщины она всегда была очень слаба.

Здесь капитан остановился, вспоминая, что он сказал слишком много.

Через несколько минут он продолжал:

— Вы можете идти на фрегат, мистер Кин. Прикажите писарю написать просьбу о переводе вашем с брантвахты на «Маниллу». У вас будут еще двое прежних сослуживцев: мистер Смит — штурман и мистер Дотт. Надеюсь, что последний стал скромнее. Я думал взять также вашего старого знакомца, мистера Кольпеппера, но он недавно умер от удара.

«Слава Богу», — подумал я и, поклонясь почтительно, вышел из комнаты.

Я возвратился в свой трактир и стал думать об этом свидании. Я вспомнил все и увидел, что сделал хорошо, приготовляя его к известию о смерти матушки. Прием его был ласков и приветлив; но кровь кипела во мне, когда я вспомнил, что он случайно спросил о здоровье матушки. Я уверен был, что смерть матушки нисколько не опечалит его, и решился написать к ней.

Мне казалось, что в наружности капитана Дельмара произошла некоторая перемена. Странно сказать, он казался гораздо моложе, и когда я, стоя возле него, сравнивал наши лица в зеркале, сходство мое с ним казалось разительнее прежнего. Волосы его уже не были с проседью, и я догадался, что такую перемену произвел в нем парик.

С тою же почтою я написал к Бобу Кроссу, извещая его обо всем и прося его приехать из Портсмута на первом корабле и привезти с собою мои вещи.

Забрав с берега множество людей вооруженною рукою, мы не имели недостатка в матросах. Фрегат был скоро вооружен и готов к выходу в море. Я написал к матушке и послал ей содержание писем, которые она должна была отправить от себя к капитану Дельмару, и через два дня получил ответ с копиею с посланного ею письма. Она писала к капитану, что снова расставаясь со мною, она быть может никогда более не увидит ни меня, ни его; что она желает ему успеха и счастья и просит его в случае ее смерти не забывать своего обещания и того, что она для него перенесла.

Письмо отдано было капитану Дельмару, когда он был на шканцах, и он тотчас же сошел вниз. Через несколько минут он опять вышел наверх. Я взглянул на него и не заметил в нем никакой перемены. Просьбы, в уважение прошедшей службы, редко принимаются благосклонно и частными людьми, и государством; так уж устроен свет.

Мы узнали, что фрегат наш посылают в Вест-Индию. Этого капитан не желал и не ожидал, пробыв долгое время в тропиках. Однако это известие подтвердилось, когда он распечатал приказания, в которых ему предписывалось поспешнее передать депеши адмиралу, бывшему там со своим отрядом.

Мы скоро прибыли в Карлильский залив на Барбадосе, где нашли адмирала. Прочитав депеши, он сделал сигнал нашему фрегату и всем мелким судам идти и передать всем находившимся поблизости военным судам приказание — собраться в Карлильском заливе. Мы предугадывали что-то, но не могли знать ничего наверное. Нам приказано было идти в Галифакс, где мы нашли два фрегата, и передав им приказания, вместе пошли в Барбадос.

Прибыв туда, мы нашли в заливе множество судов, двадцать восемь военных и несколько транспортов с 10 000 сухопутного войска. Через три дня весь флот вышел из залива, и тогда мы узнали, что взятие острова Мартиники составляет цель нашей экспедиции. На третий день мы подошли к острову и высадили войска на двух пунктах, думая встретить сильное сопротивление. Но вышло иначе. Оказалось, что милиция острова, большею частью состоявшая из невольников, будучи послана для воспрепятствования нашей высадке, нашла, что рабство не стоит того, чтобы за него сражаться, как за свободу, и спокойно разошлась по домам, предоставя губернатору с регулярными войсками решить, кому должен принадлежать остров — французам или англичанам. Но в продолжение других двух дней происходили сражения, в которых много потеряли наши войска. Французы удалились с передовых постов к форту Дессекс (Dessaix).

Другой, атакованный нами пункт, был остров Пижон, где также не действовал флот. Мы перевезли с судов карронады и мортиры на скалу, почти неприступную, и войска едва верили глазам своим, когда батарея открыла огонь. После сильной десятичасовой канонады остров Пижон сдался, и тогда адмирал взошел с флотом в Форт-Рояльскую бухту под огнем французских батарей. Через несколько дней города Сен-Пиерр и Форт-Рояль сдались, и держался только форт Дессекс. Более недели мы занимались построением батареи и свозили на берег карронады и мортиры; когда все было готово, началось бомбардирование форта Дессекса, а через пять дней французы сдались, и остров покорился англичанам.

Я набросал краткий очерк осады, которую подробно описывали многие. Замечу только, что матросам было много работы; они перевозили пушки и трудились, как невольники, несмотря на нестерпимый жар, между тем как сухопутные войска оставались в бездействии, окружив крепость. Никто не противоречил такому распоряжению, и матросы работали охотно; но состоявшие в штабе и конные офицеры армии, разъезжавшие взад и вперед с приказаниями, позволяли себе делать то, чего бы не должны были делать, и от этого произошли многие неприятности.

Младшие морские офицеры и лейтенанты, управляющие работами матросов на берегу, часто принуждены были выслушивать дерзкие выражения армейских офицеров и не замедлили делать приличные ответы тем, которых не считали вправе повелевать. Многие жалобы принесены были капитанам военных судов, но капитаны защищали своих офицеров, и жалобы армейцев остались без внимания. Действительная служба заставила на время забыть эти неприятности, но по сдаче острова они опять возобновились.

Через несколько дней после сдачи острова, пленные и сухопутные войска посажены были на суда, и флот ушел, оставя в крепости достаточный гарнизон для защиты. Адмирал оставил также в гавани два или три военных судна, а в числе их и наш фрегат. Сначала все было спокойно. У жителей начались балы; но матросы и солдаты, сходясь в трактирах, стали ссориться и спорить о том, кто из них более содействовал взятию острова. Доходило до драки, и многие были тяжело ранены, так что матросов перестали, наконец, отпускать на берег. Они никогда не были вооружены, а солдаты носили с собою штыки, поэтому бой был слишком неравен. Раздоры быстро распространялись, и наконец, дошли до старших офицеров.

Следствием их было то, что сделан был вызов адъютантом одному из командиров фрегатов. Вызов был принят; но через час капитан лежал в горячке, и на другое утро армейские офицеры, прибыв на назначенное место, нашли извинение, вместо противника, потому что капитан действительно не мог встать с постели. Предполагая, что болезнь была предлогом избавиться от дуэли, армейцы не жалели насмешек, к величайшему негодованию морских офицеров, которые все готовы были ехать на берег и отомстить за оскорбление; но им не позволено было отлучаться с судов.