Фредерик Марриет - Приключение Питера Симпла

Почти за час до рассвета фрегат подошел к берегу на полторы мили, и боты отчалили. Потом он развернулся и поплыл обратно в надежде к рассвету быть на таком расстоянии, чтоб не подозревали о том, что он выслал шлюпки; а между тем на ботах спокойно приближались к берегу. Через четверть часа мы достигли мыса, составляющего одну из сторон залива, и как нельзя лучше укрылись среди скал, выступавших из-под воды. Мы положили весла, привязали стоперсы, и был отдан приказ соблюдать строжайшую тишину. Скалы были высоки, и боты нельзя было заметить иначе, как подойти к самому краю пропасти, да и тогда, по всей вероятности, нас приняли бы за подводные камни. Поверхность воды была гладкой, как стекло, матросы беззаботно перевешивались через борта, любуясь подводными кораллами и следя за рыбой, скользившей между ними.

— Не могу сказать, мистер Симпл, — сказал мне вполголоса мистер Чакс, — чтобы я много ожидал от этой экспедиции; думаю, нас порядочно поуменьшится. За тишью следует буря, а здесь так тихо. Однако ж надо снять мундир: солнце порядочно печет. Боцман, подайте мне мою куртку.

Мистер Чакс был в одном только мундире; куртку же положил на пушку с намерением переодеться, как только сойдет утренняя роса. Боцман подал ему куртку, и он сбросил с себя мундир; но, развернув, нашел, что вместо своей куртки он захватил куртку капитана Кирни с эполетами, которую капитанский слуга, бравший ее чистить, положил на ту самую пушку.

— Клянусь дворянством Англии, — закричал мистер Чакс, — я захватил нечаянно капитанскую куртку! Хорошенькое дело! Если я надену теперь мундир, то захлебнусь в поту, если не надену куртку — изжарюсь, а если надену — так это сочтется неуважением.

Послышался с трудом сдерживаемый смех матросов, и старший лейтенант, находившийся в баркасе недалеко от нас, обернулся спросить, что случилось. Вместе со старшим лейтенантом на задней банке сидел О'Брайен; я нагнулся и рассказал им, в чем дело.

— Я, право, не знаю, чем может мистер Чакс повредить капитанской куртке, надев ее, — сказал О'Брайен, — разве только, если ядро прошибет ее. Но это будет вина не мистера Чакса.

— Разумеется, — согласился старший лейтенант. — Притом же, если это случится, капитан возьмет ее и будет клясться, что ядро пробило ему грудь навылет, не причинив ни малейшего вреда. Это послужило бы ему материалом для славной сказки. Наденьте ее, мистер Чакс, вы будете целью неприятеля.

— Этим я с удовольствием рискну, — заметил боцман, обращаясь ко мне, — из-за одного удовольствия быть принятым за джентльмена, так как в сущности я действительно джентльмен.

Улыбка появилась на всех устах, когда мистер Чакс надел капитанскую куртку и с видимым удовольствием опустился на заднюю банку катера. Один из матросов вздумал улыбаться немного дольше, чем допускал боцман Чакс.

— Позвольте, мистер Вебер, — произнес мистер Чакс, наклоняясь к нему, — позвольте заметить вам самым деликатным образом, так, только намекнуть, что не в моем обычае смеяться над своим начальником. Вы проклятый, бесстыжий сын морского повара. И если мы оба будем живы и здоровы, надеюсь доказать вам, что хотя я и смешон в боте в капитанской куртке, зато совсем не смешон на борту фрегата с убедителем в руке. Так что ждите сюрприза, как прибудете на бак: вы у меня запрыгаете, как не прыгал еще ни один французский танцмейстер. Припомни мои слова, ты — подлипала, лизун, собачий сын!

Мистер Чакс повысил голос к концу этой речи больше, чем следовало при тогдашних обстоятельствах, был остановлен старшим лейтенантом и снова опустился на заднюю банку с той важностью и тем почтенным видом, которые приличны паре золотых эполет.

Мы до полудня оставались за скалами незамеченными, так хорошо мы спрятались. Посланный нами офицер, тщательно укрываясь за скалами, несколько раз производил рекогносцировку неприятеля. Боты капера беспрестанно сновали то к берегу, то обратно к корсару; но только к берегу они отправлялись полными народу, а возвращались с двумя или тремя человеками. Мы могли, следовательно, надеяться, что застанем очень мало защитников на корабле. Мистер Филлот взглянул на часы, показал О'Брайену в доказательство, что он с точностью исполнил приказание капитана, и подал знак к отправлению. Стоперсы были отвязаны, пушки заряжены, матросы схватились за весла; через две минуты мы вышли из-за скал и вытянулись в линию на четверть мили от устья гавани и менее чем в полумиле от корсарского брига. Мы гребли изо всей мочи, но без всякого шума, пока неприятель первый не выстрелил в нас из пушки. Он выстрелил совершенно неожиданно, когда мы входили в гавань под флагом Великобритании, плескавшим по воде, потому что была страшная тишь. Оказалось, что на низменностях под скалами по обеим сторонам залива они соорудили батареи, из двух пушек каждую. Одна из этих пушек выстрелила по ботам картечью; но она находилась слишком низко; и хотя вода всплеснулась не более, как в пяти ярдах от баркаса, но мы не понесли никакого ущерба. Так же счастливо избежали мы зарядов трех других пушек; мы так скоро пронеслись мимо двух из них, что они не успели прицелиться, и ядра перелетели через боты. Третье же хотя и ударило в самую середину между нами, но не причинило другого вреда, кроме того, что расщепило весла у первого катера.

Между тем мы заметили, что корсар, увидев нас, тотчас же послал на берег боты, воротившиеся оттуда с людьми; вслед за тем он вторично отправил их, но они не успели еще возвратиться. Теперь они были на таком же расстоянии от корсара, как и мы, и трудно было решить, кто из нас подойдет к нему первым. О'Брайен заметил мистеру Филлоту, что лучше было бы напасть сначала на боты, а потом уже на корабль, так как в этом случае мы, вероятно, найдем оставленный для своих проход в абордажных сетях, привязанных к реям и представлявших страшное препятствие нашим шлюпкам. Мистер Филлот согласился с О'Брайеном; он приказал носовым матросам оставить весла и навести пушки, с тем чтобы выстрелить по первому знаку; прочие должны были грести изо всей мочи. Каждую жилку, каждый мускул напрягли наши нетерпеливые и храбрые моряки. В двенадцати ярдах от корабля и ботов скомандовали стрелять; каронада баркаса разразилась картечью, так хорошо нацеленной, что один из французских ботов тут же погрузился в воду. Другие, меньшие пушки, заряженные мушкетными пулями, произвели страшное опустошение в рядах противника. Еще через минуту раздался страшный гик наших матросов, и мы столкнулись борт о борт с неприятелем; англичане и французы перемешались, и завязался жаркий рукопашный бой. Французы бились отчаянно. Увидев, что они ослабевают, люди, оставшиеся на бриге, поспешили к ним на подкрепление; они не могли видеть их гибель и слышать их отчаянные вопли без того, чтоб не лететь к ним на помощь. Иные прямо с корабля прыгали на наши боты; другие в упор стреляли в нас и в боты с целью потопить их; борьба была, одним словом, отчаянная.