Фредерик Марриет - Сто лет назад

Бедная Уина, напуганная и возмущенная обхождением с ней старого короля, как только я отвел ее в хижину, и мы остались с ней с глазу на глаз, тотчас же дала волю бушевавшим в ней чувствам, высказывая самое ярое отвращение и глубочайшее презрение и ненависть к своему супругу и горько сожалея о том, что связала свою жизнь с этим омерзительным для нее существом.

Весь дрожа от страха и ужаса при воспоминании об опасности, какой я подверг ее своей просьбой о заступничестве, и сильно взволнованный тем состоянием, в каком я видел ее теперь, я мешал свои слезы с ее слезами и вполне разделял ее чувства. Если бы нас увидел в эти минуты старый король, то нетрудно себе представить, что бы из этого вышло, но я даже не думал об этом тогда: мне было все равно! Я был молод, пылок, полон решимости и поклялся в душе, что будь, что будет, но я не позволю убить себя или ее, не отомстив за себя и за нее. Под конец она доплакалась до того, что заснула, а я осторожно ступая, вышел за дверь и занял свое обычное место во время ее сна — у самого входа в хижину. И хорошо было, что я вышел за дверь: не прошло и двадцати минут, как старый изверг, поборов свой гнев, вышел из своей хижины и направился к Уине, чтобы помириться с ней, так как эта молодая женщина была положительно необходима для его счастья.

Теперь он принялся осыпать ее ласками, сулил ей все, чего она могла пожелать, старался всячески задобрить ее, но я видел, что после отвратительной сцены, разыгравшейся утром, отвращение ее к нему удвоилось, и ей стоило громадных усилий, чтобы не дать ему этого заметить.

Во многих других хижинах королевского дворца жили и ютились десятки женщин, старых и молодых, и все они, как я узнал впоследствии, были жены или наложницы старого короля, но ни одну из них, кроме тех четырех, которых мы застали подле него, когда впервые были допущены в его присутствие, я никогда не видал с ним.

Благодаря расположению моей госпожи ко мне я имел возможность постоянно снабжать моих товарищей мясом, дичью и всякими лакомыми кусочками с королевского стола, и благодаря тому же вмешательству с ними во время нашего плена обходились хорошо.

Так прошло еще два месяца; я был счастлив в обществе прекрасной Уины и глубоко несчастлив в присутствии старого короля, взгляд которого не мог переносить без содрогания. Но вот однажды поутру нам, всем белым, приказано было выйти на площадь, где нас тотчас же окружил довольно многочисленный отряд вооруженных негров; вскоре стало ясно, что нас собирались отправить куда-то, но куда и зачем или с какою целью, этого нам не удалось узнать. Спустя немного времени толпа расступилась, и Уина, подойдя ко мне, собственноручно сняла с моей головы обруч, украшенный перьями, и маленькие кандалы с руки и с ноги и отнесла все эти предметы к ногам короля. Затем она вернулась ко мне и сказала, что с этой минуты я свободен, как и все мои товарищи, но что мне одному будет позволено остаться здесь при ней, если я пожелаю.

В первую минуту я ничего не ответил. Тогда она настоятельно стала просить меня остаться с ней и быть по-прежнему ее рабом, а так как не могла и не смела высказать своих чувств или прибегнуть к ласкам, чтобы уговорить меня, то она только злобно топнула своей маленькой ножкой о землю, выражая этим свою досаду и огорчение. В душе моей происходила борьба: я полагал, что нас отправляют в дар какому-нибудь другому королю, и сознавал, что нигде не могу рассчитывать на столь счастливую и легкую жизнь, как здесь в качестве раба Уины. Кроме того, я был искренне привязан к ней и за последнее время, пожалуй, даже более, чем привязан, а это-то и было опасно. Если бы старого короля не было в живых, то я охотно согласился бы провести весь остаток дней моих с Уиной и даже теперь еще колебался, невзирая на уговоры своих товарищей. Но вот толпа, окружавшая нас со всех сторон, снова несколько расступилась, и я увидел, что старый король смотрит на меня в упор; я почувствовал в этот момент, что затаенная ревность проснулась в нем, и понял, что, согласись я остаться здесь, я не мог бы поручиться ни за один час своей жизни.

Уина тоже обернулась, и ее взгляд встретился со взглядом короля. Прочла ли она в нем то же самое, что прочел я, не знаю, но только после того она не пыталась более удержать меня, а махнула рукой в знак того, чтобы мы отправлялись в путь, и медленно направилась к своей хижине.

Дойдя до дверей своего жилища, она обернулась в нашу сторону, и все мы преклонились перед ней, как один человек, затем тронулись в путь. Потом она еще раза два или три сделала нам прощальный знак рукой, и каждый раз наши стражи заставляли нас преклоняться до земли ей в ответ.

Затем я видел, как Уина поднялась на холм, куда обыкновенно ходила поклоняться солнцу, и оттуда в последний раз помахала нам рукой и рухнула на землю, как подкошенная, а немного погодя поднялась и, по-видимому, принялась возносить свои моления за меня ли, за себя ли, как знать?

Мы шли на северо-запад, и на этот раз наша стража обращалась с нами с величайшим почтением; ежедневно мы отдыхали во время пути с 10 и до 4-х часов пополудни, не считая ночи, которая, впрочем, у нас была довольно короткая, так как добрую половину ночи мы продолжали идти. Впрочем, идти ночью было гораздо легче и приятнее, не говоря уже о том, что за время нашего пребывания в этой стране все мы успели освоиться с местным климатом и местными условиями.

Пищевых припасов у нас на этот раз также было вволю, так как нас снабжали всем необходимым во всех попутных деревушках; кроме того, наш эскорт добывал в лесу сколько угодно всякого мяса и дичи, так как каждый из этих людей был прирожденный охотник, и у каждого был лук и стрелы. Все было бы прекрасно, если бы только нас не тревожила неизвестность относительно того, куда нас ведут, чего нам никак не удавалось узнать от наших спутников или, вернее, провожатых. Я почти постоянно думал о Уине и минутами раскаивался в том, что не остался с нею, опасаясь попасть в несравненно худшее рабство. Но при воспоминании о страшном дьявольском взгляде старого короля опять начинал думать, что так, как я поступил, было, пожалуй, лучше для нас обоих. Но за то теперь, когда судьба разлучила меня с моей прекрасной госпожой, я не мог не думать о ней, о ее милом, ласковом обращении со мной, ее чистой, детской привязанности ко мне, и как это ни странно, но я чувствовал, что и я люблю эту молодую женщину настоящей глубокой любовью, хотя она и чернокожая, люблю, так как не в силах не любить ее.

Но вот наши путеводители объявили, что теперь нам предстоит пройти несколько миль владениями другого короля, и что они не могут ручаться, как нас встретят здесь. Впрочем, это вскоре стало всем нам ясно, так как мы увидели позади себя отряд других негров, которые следовали за нами шаг в шаг, хотя и не нападали. Немного спустя другой, более многочисленный отряд преградил нам путь, и мы увидели себя окруженными. Тогда начальник нашего отряда приказал готовиться к бою. Нас он также вооружил крепкими копьями, так как это было единственное оружие, которым мы умели достаточно ловко владеть, и просил биться с общим врагом. Наш отряд был куда малочисленнее неприятельского, но зато у нас были все только отборные воины. Мы, белые, держались в кучке, порешив между собой защищаться до последней крайности, если на нас нападут, но не вмешиваться в битву без особой надобности.