Фредерик Марриет - Браконьер

— Не может быть! — крикнул Рошбрук.

— Вот вам и не может быть. Да, Рошбрук, я просто поражен: мой воспитанник, такой способный, развитой мальчик, так много обещавший — и вдруг такой ужас!..

— Не убивал он разносчика, неправда это! — вскричала Джен, закрываясь фартуком.

— А кто же его убил, если так? — возразил Фернес.

— Умышленно он не мог его застрелить, — сказал Рошбрук. — С какой стати? Для чего? Разносчик, по всей вероятности, подвернулся под нечаянный выстрел, и мой мальчик с испуга убежал.

— Это возможно, — согласился Фернес. — Я сам не хочу думать, чтобы такой хороший мальчик, воспитанный мною в таких твердых правилах нравственности, мог сделать подобную вещь нарочно. Нет, он не преступник.

— Конечно, нет, — сказала Джен. — Это просто какая-нибудь роковая случайность.

— Ну, мои бедняжки, я теперь с вами прощусь пока, — сказал Фернес. — Мне нужно пойти в трактир, послушать, что там говорят.

Педагог ушел из коттеджа.

— Будь осторожна, Джен, — сказал Рошбрук. — Мы ничего не знаем. Понимаешь? Я жалею даже, что и этот человек приходил к нам.

— О, Рошбрук, как бы я дорого дала, если б можно было вычеркнуть эти три последние дня из нашей жизни! — воскликнула Джен.

— А я-то сколько бы дал, — вскричал Рошбрук, ударяя себя по голове. — Но не будет больше об этом говорить.

На следующий день в двенадцать часов собрались все местные судебные власти полиция и коронер приступил к следствию о мертвом теле разносчика. По осмотру тела оказалось, что заряд дроби пробил насквозь сердце, вследствие чего наступила смерть, целью убийства не был грабеж, потому что кошелек убитого, часы и другие вещи были найдены на нем в целости.

Из свидетелей первым был допрошен некто Грин, который нашел ружье. Ружье было предъявлено свидетелю, и он признал его за то самое, которое он поднял в борозде и передал смотрителю. Но никто не мог сказать определенно, кому оно принадлежит.

Следующим свидетелем был Лекас, лесной смотритель именья. Он показал, что был знаком с Байрсом, и, желая прекратить браконьерство во владениях местного помещика, предложил Байрсу известную сумму, если тот поможет изловить браконьера. Тогда Байрс в ночь с субботы на воскресенье сообщил свидетелю, что Рошбрук в понедельник ночью обещается сдать ему дичь. При этом Байрс объяснил свидетелю, что он ни разу не видал Рошбрука выходящим из коттеджа или возвращающимся домой, но сына его, малолетнего Джо, иногда встречал. Так как Джо оказался пропавшим в понедельник утром, а Байрс ушел накануне ночью и не вернулся, то свидетель предполагает, что убийство совершено в воскресенье ночью.

Далее смотритель объяснил, в каком положении найдено было тело, и где лежала сумка. От сумки пахло дичью, и, кроме того, в ней были оставшиеся птичьи перья, так что нет никакого сомнения в том, что она употреблялась для недозволенной охоты.

Обстоятельства нахождения тела м сумки подтвердили своими показаниями оба сторожа — Мартин и Дик.

Тогда выступил вперед мистер Фернес и изъявил желание дать показание в качестве добровольного свидетеля, несмотря на все свое уважение к семейству Рошбрук. Он показал, что, придя утром в понедельник в коттедж, чтобы захватить с собой своего ученика Джо, он застал супругов Рошбрук в большом отчаянии по случаю исчезновения их сына, который ночью ушел из коттеджа, взяв с собой отцовское ружье. Свидетель заметил Рошбруку, что ему совсем не следовало держать у себя ружье. На это Рошбрук возразил, что он, как солдат, за долгую службу привык настолько к ружью, что не может без него обходиться. Рошбруки сознались, что они боятся, не ушел ли их сын браконьерствовать, и не поймали ли его сторожа. Тогда он, свидетель, вместе с Рошбруком отправился к смотрителю за справками. Свидетель далее показал, что за сумку он ручается, что она принадлежит Рошбруку, потому что Джо неоднократно приносил в ней свидетелю картофель и другие овощи. Свидетель узнал бы ее сразу среди многих других. Далее мистер Фернес пустился было в высокопарные отвлеченные рассуждения, но был остановлен коронером, который сказал, что это не относится к делу.

Решено было вызвать к следствию супругов Рошбрук и допросить их. За ними послали, и через десять минут они явились.

Первою была допрошена мистрис Рошбрук, но она отказалась отвечать на вопросы и только плакала и твердила: «Если он и убил, то сделал это нечаянно, а не нарочно. Мой мальчик не способен на убийство». Так от нее ничего и не добились и отпустили ее.

Рошбрук вздрогнул, когда, будучи введен, увидал на столе труп разносчика, но быстро справился с собой и со своими нервами. Это нередко удается людям, находящимся в крайней опасности. На вопросы Рошбрук решил отвечать, но только не на все.

— Известно ли вам, в котором часу ваш сын ушел из коттеджа?

— Никак нет.

— Это ружье вам принадлежит?

— Так точно.

— .Знакома ли вам эта сумка?

— Так точно, это моя сумка.

— Не для того ли она употреблялась, чтобы класть в нее дичь?

— Я на этот вопрос отвечать не буду. Я ведь не под судом.

Ему задали еще несколько вопросов, но он опять не ответил ни на один из них, ссылаясь на то, что эти вопросы клонятся к обвинению его лично в браконьерстве. Так как он был в этом случае вполне прав, то его отпустили. Коронер объявил следствие законченным. Присяжные вынесли вердикт: «Умышленное убийство. Подозревается Джозеф Рошбрук младший». И тут же была назначена премия в 200 фунтов стерлингов за его поимку.

Рошбрук и его жена возвратили» к себе в коттедж. Джен заперла дверь и упала в объятия мужа.

— Ты спасен! Слава тебе Господи! — вскричала она. — Только теперь узнала я, как много я тебя люблю — после того, как ты прошел через эту страшную опасность!

Рошбрука это очень тронуло. Он любил свою жену, и она вполне заслуживала любви. Джен была очень красивая женщина, не имевшая еще и тридцати лет отроду, она была высока и стройна, с изящной маленькой головой, несколько не соответствовавшей ее высокому росту. Черты лица ее дышали добротой и сердечностью. Держала она себя очень хорошо, с большим достоинством и тактом, вследствие чего все, кто ее знал, любили ее и уважали. Принадлежи он к более высокому классу, ее называли бы красавицей. Она сознавала и глубоко чувствовала весь ужас сделанного ее мужем преступления, не только не отшатнулась от него, а напротив — еще теснее к нему прильнула с чисто женскою жалостью.

О Рошбруке также нужно сказать правду, что и его личность, как внешняя, так и внутренняя, была совсем не плебейской складки. Это был человек смелый и отважный, готовый ко всяким неожиданностям, в опасности хладнокровный и спокойный. Свое ночное ремесло он именно и любил, главным образом, за риск, за опасность, за сильные ощущения, с ним сопряженные, а вовсе не за одну его выгодность. Корысть тут была на самом заднем плане. И он я его жена получили порядочное воспитание. Происхождения он был очень скромного и притом беден, вследствие чего, завербовавшись в солдаты, потерял всякую возможность выдвинуться, сделать карьеру. Будь он не солдатом, а офицером, его способности, наверное, проявились бы не в одном умении добывать нелегальным путем провиант для капитана своей роты. Нашлось бы для него дело и получше. Как то ни было, он и у офицеров, и у низших чинов считался в роте самым храбрым стойким в бою солдатом.