Вилис Лацис - Потерянная родина

— Но не думайте, — говорил Ако, — что белые выжимают соки только из наших людей, таких, как вы и я. Нет, они грабят и своих соплеменников, других белых. Часть белых людей принуждает другую часть белых непосильно трудиться и жить впроголодь, чтобы только самим всего было побольше. Есть и такие темнокожие, что, наглядевшись на белых, плохо обходятся со своими темнокожими братьями, мучат и грабят их, и эти темнокожие грабители ничуть не лучше белых. Стало быть, не по цвету кожи надо судить, добры люди или жестоки, а по их делам: есть хорошие белые, коричневые, черные люди, и есть плохие коричневые, черные и другие люди. Чтобы хорошие люди могли уберечься. от несправедливости, они должны держаться сообща против всех плохих людей. В Чужой стране я встречал и таких белых, которые относились ко мне по-братски. Если бы они когда-нибудь приплыли в большой, лодке на наш остров, мы могли бы им позволить остаться у нас. С ними мы жили бы, как с добрыми друзьями. Много я повидал разных стран и всяких народов, и в каждой стране большинство было таких людей, которым живется трудно и которые стремятся к лучшей жизни. Мы сегодня изгнали с острова своего тирана, ибо он был один, а нас много и все мы были единодушны. В других землях таких тиранов гораздо больше, и тем, кто хотят от них избавиться, не так-то легко это сделать. Поэтому там еще долго надо бороться, копить силы, добиваться единодушия, — тогда и там люди прогонят насильников и заживут свободно. Я видел своими глазами и слышал своими ушами, что и там с каждым днем все больше людей начинают думать одинаково. Завтра станет больше, а послезавтра еще больше таких, кто жаждет свободы. Они хотят стать свободными. А мы уже завоевали свободу; наша задача — не потерять ее. Хотите вы этого?

— А сумеем ли мы? — раздался в толпе чей-то голос.

Ако взглянул на говорившего и узнал Ловаи.

— Надо сильно захотеть, тогда сумеем, — ответил Ако. — Так сильно захотеть, чтобы не жаль и не страшно было даже умереть за это.

Ловаи еще на шаг выступил к центру круга.

— Мы тебе верим, Ако, — сказал он. — Ты был в дальних краях и многое повидал. Тебе лучше знать, что можно и чего нельзя. Одна только дума угнетает меня.

— Что это за дума, Ловаи? — спросил Ако. — Может быть, мы все вместе сумеем обдумать ее и она перестанет угнетать тебя.

— Что будет, если белый человек, которого мы прогнали в море, вернется на остров? — продолжал Ловаи. — Может, быть, он приедет не один, а со многими другими белыми людьми. И у них будут громобойные палки и прочая ужасная сила. У нас же только одна громобойная палка, и ты один умеешь с нею обращаться. Что же мы тогда сделаем против белых?

Ако с минуту обдумывал ответ, потом сказал:

— Это неверно, Ловаи, что у нас только одна громобойная палка. У нас их несколько — больших и малых. Я научу вас, как обращаться с ними. И разве вы хотите, чтобы белый человек опять каждый день бил вас и пинал ногами?

— Нет, нет! — раздалось со всех сторон. Будто отбиваясь от страшной опасности, люди махали руками, а в глазах их темнел ужас.

— Правильно, братья и сестры, — ответил Ако. — Этого нельзя допустить. И поэтому нам предстоит борьба. Белые изверги не оставят нас в покое. Они не смирятся с тем, что мы прогнали Портера. Рано или поздно они разузнают, что сегодня произошло на Ригонде. И тогда пришлют другого Портера, и он будет ничуть не лучше прежнего. Но пока они еще не знают этого, мы должны использовать каждый день, чтобы подготовиться к борьбе с ними. Мы должны быть готовы к длительной борьбе и величайшим трудностям. А чтобы хорошо подготовиться, надо все как следует обдумать и тогда уж всем делать то, что потребуется И снова заговорил Ловаи:

— Ако говорит правильно. Будет борьба. Надо быть готовыми. Все должны делать то, что нужно для всех. И чтобы все шло, как надо, один должен быть старшим. Что он велит, то все и будут делать, а не то, что кому в голову придет.

— Верно говорит Ловаи, — откликнулось в толпе множество голосов. — Старейшина нужен. Такой, как Хитахи… такой, как Оно.

И все взоры обратились на Ако. Он понял, о чем думали его соплеменники. Наконец один старик, Таомо, вслух высказал то, что у всех вертелось на языке.

— Ако больше всех знает. Ако и быть старейшиной. Он знает, как бороться со злыми людьми. Мы будем делать, что он прикажет.

Кругом раздались возгласы одобрения. Тогда Ловаи повернулся к толпе и спросил:

— Думает ли кто-нибудь из вас иначе, чем Таомо и другие?

— Ако! Ако! — кричала толпа и радостно, ободряюще махала руками. — Ако будет нашим старейшиной.

— Так хочет народ, — обратился Ловаи к Ако.

— Хорошо, если так хочет народ, я исполню его волю, — ответил Ако. — Вы дарите меня большим доверием. Я постараюсь делать так, чтобы вам не пришлось сказать: «Ако нас обманул». Все свои знания я отдам вам, чтобы и вы обо всем знали. С этой минуты в моей жизни будет только одна цель и задача: делать все, чтобы ригондцы всегда оставались свободными и чтобы им жилось хорошо.

— А что нам теперь делать? — нетерпеливо допытывался брат Ако Онеага.

— Я хочу продумать все до конца, — отвечал Ако. — Дайте мне подумать до утра и побыть одному. Тогда я скажу вам, что я придумал.

— Так разве ты еще не знаешь? — разочарованно воскликнул кто-то.

— Знать можно многое, но из того, что знаешь, нужно выбрать самое лучшее и пригодное, — объяснил Ако. — Тогда не придется делать лишнее, а необходимое не будет забыто.

— Думай крепко и много, Ако… — пожелали ему люди.

Толпа начала понемногу расходиться. Вскоре Ако остался на полянке один. Некоторое время он постоял там, в одиночестве и безмолвии, потом медленно вошел в лес.

Ако долго бродил по лесу и кустарникам. Сегодня ему некуда было спешить — время спешки отошло в прошлое, с ним было покончено в ту самую минуту, когда Ако впервые после долгих скитаний ступил ногой на ригондскую землю. Ощущение счастья, наполнявшее все его существо, невозможно описать: оно было подобно чистой, дивной мелодии, которую пела душа пришельца и чарующим звукам которой вторило все живое, доступное взору; оно могло сравниться с восходом солнца, с пробуждением всей природы после долгой темной ночи, — если бы можно было в одном чувстве соединить все прекрасное, радостное и возвышенное, всю прелесть красок, светлый трепет жизни, непостижимое и беспрестанное течение всего земного, тогда у нас, может быть, сложилось бы хоть примерное представление о том, что сейчас переживал Ако, неторопливым шагом прогуливаясь по незабвенным местам времен своей юности.

Многое в этом ландшафте было уже не таким как прежде. Старые деревья уступили место молодым, на тогдашних полянках сегодня раскинулись цветущие рощи, множество молодых пальм тянулись к солнцу своими благородными вершинами там, где раньше берег лагуны был голым. Все рождалось и умирало, все изменялось, неизменным и вечным остался только, сам закон жизни.