Амеде Ашар - Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему

— Да услышит вас Бог! — воскликнул Рено. — Я приехал сюда, чтобы схватиться в рукопашной… Если она будет все время отступать, эта невидимая армия, нам придется бросить наши шпаги и взять хлысты!

Г-ну де ла Герш показалось, что граф Эберар едва сдерживал ухмылку.

— Э! Полноте! Возможно, это будет неосмотрительно! — заметил ему он.

— Докуда же, как вы думаете, любезный наш генерал, доведет нас король? — задумчиво спросил Рено.

— До Праги! — ответил один.

— Может, и до Мюнхена или до Аугсбурга! — предположил другой.

— Да нет же! Я надеюсь, что он остановится только в Вене! — возразил третий.

Глаза графа Эберара метнули молнии.

— Вена далековато, господа! — сказал он.

— Ну так что ж! Граф де Турн туда прекрасно добрался с богемцами! Почему королю Густаву-Адольфу не пойти туда со своими шведами?

— Вот и герцог Померании Божислав Четырнадцатый уже ведет переговоры.

— Он ведет переговоры? — вскричал граф Эберар, привстав.

— Он делает больше: он капитулирует.

— Вы в этом уверенны? — спросил граф, и, увидев, что все взгляды повернулись к нему, снова медленно сел.

— Новость пришла оттуда в штаб-квартиру сегодня утром. Завтра город Штеттин должен открыть нам свои ворота.

— Это место снабжения продовольствием нашей армии, господа! Выпьем за наш первый успех! — сказал один из собутыльников.

— Я собирался вам это предложить! — улыбнулся Рено. Снова наполнили стаканы; когда они были опустошены, тот, что принадлежал графу Эберару, был ещё полон.

— Вот так так! — удивился Арман-Луи, все время наблюдавший за ним.

— Признаться, господа, эта война заявляет о себе грустно! — продолжал г-н де Шофонтен. — Все это выглядит довольно жалко. Уже захвачены три острова, оккупирована одна провинция, один город сдался — и при этом ни единого удара шпаги!.. Это плачевно. Кой черт?! Есть же все-таки у императора Фердинанда какие-то генералы?!

— Ну да, разумеется! — сказал граф Эберар. — У него есть герцог де Фридленд.

— Граф де Тилли!

— И Торквато Конти!

— Еще у него есть великий маршал империи граф де Паппенхейм!

Граф Эберар посмотрел на собеседника.

— Тот, кого в Германии называют Солдат? — проговорил Рено.

— Точно, — ответил граф Эберар. — И немцы, которые воевали под его командованием, уверяют, что он заслужил это славное имя.

— Ну, я тоже видел его однажды, уже давно… Я встретился бы с ним снова лицом к лицу, — улыбнулся Рено.

— Это удовольствие будет вам обеспечено!.. За ваше здоровье господин маркиз! — и на этот раз граф Эберар весело опустошил свой стакан.

— Если все эти знаменитые полководцы намерены воспрепятствовать нашему походу, пусть поспешат. Солдаты, которые воевали под командованием графа Мансфельда, уже торопятся перебежать на нашу сторону. Их уже прибыло сегодня четыре сотни.

— Четыре сотни? — удивленно переспросил граф Эберар.

— И лучших! И ещё множество других, сражающихся вместе с графом Брунсвиком, которых сегодня утром я видел удирающими под шведские знамена.

— Еще говорят, что пятнадцать сотен всадников регулярной армии датского короля Кристиана присоединятся к нам завтра утром.

— А император Фердинанд называл Густаво-Адольфа «снежным величеством»!.. По-моему, сам он, в таком случае, «пыльное величество»! — сказал с улыбкой Рено.

Один гвардейский офицер повернулся в сторону графа Эберара:

— Неужели, сударь, вы сомневаетесь в победе? — спросил он.

Граф Эберар посерьезнел:

— На все Божья воля! Но я не так молод, как вы, сударь, и пусть мой опыт устарел, но вот уже двадцать лет я воюю!

— Двадцать лет! — восхитился Рено.

— А всего у меня их тридцать пять, сударь.

— Возраст короля Густава-Адольфа.

— Да, тот же. Я видел ещё армию старого графа де Тилли… Армия графа де Тилли называется непобедимой, господа!

Рено наполнил свой стакан.

— Достаточно будет одного дня, чтобы заставить её потерять это громкое имя!

Арман-Луи встал. Одна неожиданная идея только что пришла ему в голову.

— За короля Густава-Адольфа! — сказал он. — За его победу! За покорение империи! Пусть придут армии Тилли и Валленштейна, и пусть они будут рассеяны, как разлетятся крупинки соли, которые я бросаю на ветер!

Сказав это, Арман-Луи взял щепотку соли и швырнул через плечо.

Граф Эберар нахмурил брови, и вдруг все увидели у него на лбу две скрестившиеся красные сабли.

— Да это граф де Паппенхейм! — прошептал г-н де ла Герш.

Почти тотчас чужеземец положил на лоб руку и держал её там несколько секунд. Когда он убрал её, кровавый крест исчез, но сколь быстрым не было его движение, Арману-Луи было достаточно, чтобы увидеть этот знак.

Теперь г-н де ла Герш вспомнил, где он видел этого блистательного чужеземца, наполнившего лагерь разговорами о его щедрости, а также — при каких страшных обстоятельствах некогда смерили она друг друга взглядами.

Все встали. Стаканы опустошали с криками: «Смерть империи!» Возбужденные, офицеры не обращали больше внимания на графа Эберара. Он только что уронил свой стакан, который разбился вдребезги.

— Вы не пьете! — сказал вдруг ему Рено.

— Мой стакан только что разбился! — холодно ответил граф.

Его взгляд и взгляд г-на де ла Герш встретились. Снова г-н де Паппенхейм нахмурил брови, и на его бледном лбу таинственно проступили два красных скрещенных меча.

Пирушка тем временем заканчивалась. Принесли карты и игральные кости. Граф Эберар бросил несколько золотых монет на стол, проиграл их, встал. И уже в следующую минуту он не торопливо вышел из зала.

Арман-Луи, ни на мгновение не терявший его из виду, последовал за ним. Когда они остались одни, за густой садовой изгородью, он окликнул его:

— Господин граф де Паппенхейм! На одно слово! — сказал он.

Граф вскинул голову и ответил пренебрежительно:

— Вы меня узнали, я это понял. Оставьте же меня!

Гримаса негодования отразилась на лице г-на де ла Герш.

— Вот мое слово: я предъявил бы вам счет, не окажись вы в критической ситуации, — усмехнулся он. — А потому я готов забыть обо всем, чтобы избавить вас от опасности, которой вы здесь подвергаетесь. Господин великий маршал, вы ели хлеб моего отца и спали под его крышей. У моей палатки стоит лошадь, верный человек доставит вас до наших аванпостов. Уже наступила ночь и достаточно темно. Езжайте!

— Вы знаете, кто я, вы, Арман-Луи де ла Герш, и вы предлагаете мне лошадь?

— И чтобы до рассвета вас в лагере уже не было! снова заговорил Арман-Луи, не давая графу де Паппенхейму вставить слово. — Еще одно волнение — и вы можете выдать себя знаком на лбу! Среди нас есть немецкие солдаты, которые, глядишь, и проболтаются. А если вас выдадут, вы знаете, что ждет тех, кто так рискует.