Амеде Ашар - Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему

— Может быть, — сказал Якобус.

Оба они уже увидели ближайшие огни бивака императорской армии, когда всадник, проносившийся мимо них по дороге, остановился и заговорил с ними.

Герцог де Левенберг узнал графа де Паппенхейма, которому не составило труда узнать в свою очередь капитана Якобуса.

Все трое замедлили ход своих лошадей.

— Какие новости везете, господа? — спросил г-н де Паппенхейм голосом, в котором за вежливостью чувствовалась плохо скрываемая ирония.

— Король завтра снимает свой лагерь, — ответил герцог. — Он хочет предложить сражение Торквато Конти.

— Опираясь на Штеттин, король становится слишком сильным, Торквато Конти не согласится на сражение, — ответил великий маршал.

— Гарнизоны по течению Одера сданы, король пойдет на Барнденбург: он уже сговорился с курфюрстом, своим тестем.

— Мы будем ждать, когда он станет хозяином курфюршества, как в Померании; уже через неделю я увижусь с графом де Тилли.

— Поторопитесь! Король несется как ветер!

— Что ж! Мы обернемся молнией! — ответил граф де Паппенхейм.

Они расстались возле императорского лагеря: один пошел к Торквато Конти, другой продолжал путь.

Вернемся к тому, что м-ль де Парделан и м-ль де Суви-ни, приставленные к особе Ее величества королевы Элеоноры королем Густавом-Адольфом, направлялись к Берлинскому Двору, в то время как шведская армия высаживалась на берега Померании.

Г-н де Парделан, несмотря на свою усталость, не смог удержаться от желания участвовать в походе и доверил обеих девушек своему старому оруженосцу, поседевшему на службе в его доме.

Дюжина вооруженных слуг сопровождала двух кузин.

По распоряжению Густава-Адольфа, вдохновившему всех его придворных, две молодые девушки должны были думать больше о праздниках, которые ждали их в Берлине, чем о сражениях, в которые предстояло вступить армии. Им почти не приходило в олову, что победителю польского короля может быть оказано сопротивление. Пока ведь в Германии его встретили не как завоевателя, а как освободителя. Курфюрст Саксонии Ян-Георг, курфюрст Гессена, курфюрст палатинский герцог де Мекленбург и многие другие принцы-протестанты, растоптанные Австрийским Домом, пошли за ним. И вместе с этими принцами — сотня крупных городов и народов, которые ждали лишь случая, чтобы освободиться от императорского ига. Это был не поход, а скорее триумфальное шествие, которым командовал шведский король.

Случалось, однако, что при воспоминании о Жане де Верте омрачалось личико Адриен: она знала, что он был доблестным военным — и это воспоминание наводило её на мысли о графе де Паппенхейме, точно эхо отдавалось другим эхом. Граф и барон — оба находились в Германии, и у этих двух грозных командиров императорских армий были главнокомандующими прославленные Тилли и Валенштейн, которых ещё никто не побеждал. Было отчего волноваться! Но молодой задор м-ль де Парделан рассеял вскоре тревоги Адриен, и две кузины весело продолжали свой путь.

Однажды, когда веселая компания искала жилье для ночлега, в небольшом городке к Диане подошел какой-то оруженосец и спросил её, не она ли является м-ль де Парделан.

Ее утвердительный ответ вызвал у него бурную радость. — Вот уже пять или шесть дней я ищу вас, сударыня, — сказал он. — Моя госпожа, которая имела честь знать вас при Стокгольмском Дворе, приказала мне проводить вас, так же как и м-ль де Сувини, в свой замок.

За стеной деревьев на склоне холма виднелся замок, довольно привлекательный с виду: кружево башен и кружево галерей с навесными бойницами опоясывали его.

— Но каково имя этой особы, которая так любезно вспомнила обо мне? — спросила м-ль де Парделан.

— Моя госпожа не хочет вовсе называть себя, прежде чем распахнет вам свои объятия, — ответил оруженосец.

— Ну что ж! Мы мчимся в объятия! — обрадовалась Диана.

Адриен хотела её удержать. Кто знает, что это за таинственная особа, не пожелавшая назвать себя? Благоразумно ли было наносить ей визит? Ведь они находились в Германии, а это страна Жана де Верта.

— Ах, тебе всюду видится Жан де Верт! — сказала Диана.

— Конечно! Я едва не стала его женой!

— Ну, а коли теперь ты невеста господина графа де ла Герш, будь же посмелее!

И Диана пустила свою лошадь, последовав за оруженосцем. Когда она спешилась, как и Адриен, у ворот какого-то замка, появилась женщина и бросилась ей на шею.

— Неблагодарная! Так вы меня совсем не узнаете? спросила баронесса д`Игомер.

Адриен слегка смутилась, но тотчас белокурая Текла протянула ей руку.

— А вы не обнимите меня? — спросила она.

У неё были голубые глаза; её розовые губки расплылись в улыбке.

— Господи! Как я счастлива снова видеть вас! — сказала она, и слезы появились в её глазах. — Это единственный счастливый миг, которым я наслаждаюсь, за долгое время. Ах, Швеция доставляла мне счастье!.. Счастье!.. Увы, я больше не верю в него, но я знала его в Сант-Весте!

Диана и Адриен последовали за баронессой в великолепную залу, где сияли огни сотни свеч.

— Я хочу, чтобы вы увезли хорошие воспоминания о моем домишке, — сказала она, обхватив за талии своих подруг и увлекая их к изысканно накрытому столу.

— Конечно, это не то же, что гостеприимство господина де Парделана, но — бедной затворницы, сделавшей все возможное…

Затворницу обслуживали десять лакеев, а еду подавали в плоских тарелках. Слезы, влажные следы которых остались на её щеках, делали её ещё более прелестной. Диана, уже покоренная её вниманием, и Адриен, смягчившаяся сердцем, спрашивали у неё причину этого уединения, на которое она себя обрекла. Почему она сразу исчезла? Почему, уехав из Сент-Веста, она покинула Швецию? Почему ничего не знали о её печалях? Какое несчастье сразило ее?

М-ль д`Игомер ласково взяла обеих за руки.

— Я была поражена в самое сердце, — сказала она. — Я считала себя любимой, так же как любила сама… Но достаточно было часа, чтобы я познала самое страшное отчаяние… Однажды я расскажу вам все. Но моя рана ещё кровоточит… пощадите меня. Я хотела даже уйти из жизни, живой закопать себя в могилу…

Старый и немощный дядя позвал меня к себе; он страдал, я плакала, и это он заставил меня воспрянуть духом, вернул меня к жизни. Мое присутствие, казалось, утешало его… Но оставим эти печальные воспоминания: расскажите о себе о своих планах. Я случайно узнала о вашем приезде, о том, что вы будете по соседству со мной. Куда вы направляетесь? Но, как бы далеко вы не поехали, знайте, вы принадлежите мне; вы отдадите мне несколько дней, не так ли?

Все это было сказано с простодушным видом, ласковым голосом и с улыбкой, со слезами на глазах и затуманенным взором, который придавал Текле трогательную пленительность. Если у Адриен ещё и было какое-то подозрение, то искренность признания баронессы, её меланхолия, полностью его развеяла.