Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

В ту минуту, когда брат привратник запер за Кларетом крепкую, обитую железом дверь, с башни, находившейся над входом, послышался серебристый звук монастырского колокола, звонившего к заутрене. Узкие окна в несколько минут осветились, и тронулось длинное торжественное шествие поющих монахов, к которому должны были примкнуть все, даже Кларет и привратник. Они выходили один за другим с переднего двора с обнаженными головами, так что лысины их издали светились. Пристально уставившись глазами в текст книги, которую держали перед собой в левой руке, они пошли через наружный монастырский двор, вдоль колоннад и, наконец, скрылись в молитвенной зале наверху.

В час пополуночи монахи возвратились в свои кельи.

— Для чего ты приехал из Бургоса в Мадрид, брат Кларет? — спросил брат привратник по окончании заутрени.

— Меня послал его преподобие патер Роза к преподобным патерам Маттео, Антонио и Мерино! — отвечал Кларет.

— Так ступай со мной, брат Кларет, ты найдешь патеров еще в Санта Мадре.

Брат привратник повел Кларета опять через монастырский двор в одну из колоннад и потом по колоннаде далеко за монастырское здание. Кларет прошел мимо цветущего, душистого монастырского сада с тихими тенистыми аллеями и с теми темно-красными, похожими на мак цветами, растущими в сырости и в тени, которые можно найти при каждом монастыре. В народе было распространено предание, что из них приготавливают тот страшный яд «арбула», убивающий одним своим запахом, тайна которого известна только испанским монахам.

За садом возвышалось огромное здание, в том же стиле что и монастырь, точно так же покрытое старинной серой краской и производившее такое же суровое впечатление.

Этот широкий, обширный дом — дворец Санта Мадре, судилище инквизиции. В подземельях его находятся отделения для пыток, а в доме устроены залы для судебных заседаний. В них-то писались и утверждались самые кровавые приговоры, которые когда-либо люди выносили другим людям. Каждое слово, сказанное или написанное в этих залах, сулило кровь, и все-таки над входом, куда вступали столь многие и откуда столь немногие выходили, стояла надпись большими золотыми буквами:

«ЦЕРКОВЬ НЕ ЖАЖДЕТ КРОВИ».

Кровь, впрочем, действительно не проливалась на лобном месте инквизиционного дворца: жертв сжигали и вешали, предварительно замучив их до полусмерти. Кровь проливать страшились, но зато располагали такими утонченными, искусно рассчитанными мучениями для несчастных, навлекших на себя вражду и месть одного из членов тайного суда, что они чуть слышным стоном умоляли своих палачей избавить их от пытки благодеянием смерти.

Кровь не текла во дворце Санта Мадре, но стонов и проклятий раздавалось в нем бесчисленное множество, и к небу возносились страшные жалобы. Лобное место Пласо Педро могло назваться спокойной обителью в сравнении с этим дворцом, имя которого было так благозвучно, но внутри которого совершались возмутительные жестокости. Старый Вермудес был агнец, мягкосердечный ребенок в сравнении с Мутарро, тайным исполнителем приговоров инквизиционного суда.

Кларет, монах из Бургоса, шел позади брата привратника по широким ступеням дворца. В трех больших углублениях находились двери. Привратник подошел к покрытой черной тенью двери, которая была посередине, и постучал железным молотком, подвешенным к ней.

Три раза повторился его стук, потом привратник громко проговорил:

— Отвори, брат Кларет из Бургоса желает быть представлен патерам.

Дверь тогда отворилась сама собой. Глубокий мрак окружил монаха, так что он уже намеревался идти назад на ступени, освещенные луной, но чья-то незнакомая рука крепко схватила его правую руку, и дверь без шума заперлась за ним, не пропуская ни одного луча света.

Кларет не мог видеть того, кто, не говоря ни слова, принял его во внутренность дворца Санта Мадре, он только чувствовал, как тащил его за собой незнакомец. Ни одного слова не сорвалось у него с языка, он беспрекословно шел за своим странным, молчаливым проводником. Несмотря на полную темноту, его окружавшую, Кларет заметил, что дорога шла пустынными коридорами, мимо колонн и углов, потом услышал эхо глухого звука шагов и убедился, что они находились в закрытой комнате.

— Помнишь ли ты три правила братства? — твердым голосом сказал проводник, внезапно остановившись.

— Я жизнью своей поклялся исполнить их, — отвечал Кларет.

— Каждому, кто вступает в священную комнату дворца Санта Мадре, я обязан напоминать их, — сказал невидимый проводник, — смотри вон туда!

Кларет широко раскрыл глаза и увидел перед собой озаренного ярким лучом света, как будто падавшим с потолка, нищего монаха. Лицо его было истомлено голодом, и в то время как правая рука бросала серебряные монеты в народ, левая — жадно протягивалась за куском черствого хлеба, который подавала ему чужая рука.

Это был обет нищеты.

Точно по волшебству все исчезло. Непроницаемый мрак водворился там, где за минуту перед тем стоял монах из плоти и крови. Снова упал луч света. Появился патер с гневно распростертой рукой, перед ним — полуокаменевший монах. Приговоренный смиренно опустил глаза и безропотно переносил наказание самой ужасной смертью.

Это был обет послушания.

Кларет в ужасе смотрел на происходившее, но все снова покрыла непроницаемая тьма.

Каким образом возникли эти волшебные явления, находившиеся столь близко от удивленного монаха, что он руками почти касался их? Хотя он часто слышал о таинственных чудесах и наказаниях инквизиционного дворца, но вход в него был дозволен не каждому доминиканскому монаху. Ему отворилась дверь страшного дома, только благодаря посольству от патера Розы к Маттео и Антонио.

Перед глазами Кларета еще раз упал ослепительный луч. Как раз подле него стояла, точно живая, обнаженная дивная женщина.

Изумленный монах, с поднятыми кверху руками, отшатнулся от пленительного зрелища, точно хотел воскликнуть: «Прочь от меня искушение!»

И все-таки он с любопытством, с наслаждением продолжал смотреть на эту женщину, прекрасная фигура которой стояла перед ним, озаренная ослепительным светом.

Она простирала к нему руки, как бы маня его на свою нежную грудь, по которой черные длинные волосы, волнами ниспадая с прекрасной головы, спускались почти до колен, — темные, большие глаза бросали на него горячие, страстные взоры, свежие губы, готовые на поцелуй, манили с такой неотразимой всемогущей силой, что монах, жадным взором впиваясь в стоявшую перед ним женщину, совершенно забылся и хотел броситься к ней.

В эту минуту дивное ведение исчезло, и его, еще взволнованного, окружила глубокая темнота.