Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

— Ага, какая суровая! Постой, тебя Эмилио проучит, а Мутарро докажет тебе, что ты не боишься щекотки, ха-ха-ха!

Энрика смотрела с широко раскрытыми глазами на этих живодеров инквизиции, которым она служила потехой. Дрожь ужаса пробежала по ее членам, она, несмотря на темноту, увидела отвратительные, подлые, жадные лица этих слуг инквизиции. Она еще ни разу в жизни не видела людей с такими отвратительными, грубыми, животными чертами лица.

Богослужение кончилось. Монахи, казалось, разошлись по своим кельям, а патеры отправились на совещание в Санта Мадре. Энрика ужаснулась: «Неужели ее действительно хотели отдать на произвол этих низких слуг, которые в темноте все приближались к ней и осыпали ее отвратительными словами и ласками?»

Она осмотрелась, думая спастись где-нибудь от грубых, окружающих ее людей, не понимавших ни просьб, ни стыда — жалость им была так же чужда, как всякое Другое благородное чувство.

Между тем из монастырского сада, приближаясь к ним, шел вдоль колоннады монах. Энрика благодарила Пресвятую Деву, потому что кто бы он ни был, хотя бы исполнитель страшных приказаний, все-таки он избавит ее от этих чертей, скалящих на нее зубы. Она хотела идти ему навстречу.

— Ага! Вот идет твой друг Мутарро, — воскликнул насмешливо один из слуг.

Энрика уже раз слышала это имя и потому при повторении его сильно вздрогнула. Она предчувствовала, что это должен быть палач инквизиции и не ошиблась. На нем был черный бархатный камзол, лицо было замаскировано, а на руках одеты перчатки, так что он с головы до ног весь был облачен в черный цвет, и не было видно ни одной черты его лица.

— Где грешница? — спросил Мутарро своим глухим и резким голосом.

Слуги бросились на Энрику и притащили ее к черному человеку.

— Закройте ей лицо, — крякнул он и бросил слугам черный платок, они его схватили и набросили на голову Энрики, в изнеможении старавшейся еще бороться. Потом завязали его веревкой вокруг шеи несчастной жертвы и так крепко, что ей не хватало воздуха. Они держали ее руки в своих железных ладонях, как в тисках, несмотря не ее старания их вырвать.

Энрика невольно закричала о помощи.

— Завяжите шнурок крепче, она противится! — произнес страшный палач инквизиции.

Крик Энрики был подавлен. Она стала бороться, обратив все свои силы против слуг, легко ее побеждавших. Она не знала, куда ее ведут, — сопротивления ее были напрасны. Да и что могли сделать все усилия нежного существа против дюжих и грубых помощников палача? Они ее тащили, и она должна была переносить все бесстыдные шутки, которыми они ее осыпали.

Мутарро шел впереди, отдавая им приказания. Энрика надеялась, что ее поведут к судьям — к людям. Они шли долго, и Энрика почувствовала наконец, что ее обдало холодным и сырым воздухом; ее взяли на руки, снесли вниз по лестнице, потом продолжали путь по длинным коридорам, еще спустились по лестнице и Энрике стало ясно, что она теперь потеряна для света, что она будет заключена в глубоких подземельях Санта Мадре, о которых все говорили с ужасом и отвращением. Инквизиция была открыто уничтожена после смерти Фердинанда VII, чему народ верил и надеялся на прочность этого желанного обещания. Но мы имеем веред глазами страшное доказательство того, что этот бич Испании не только в тайне продолжал совершать свои смертоубийства, но что даже молодая королева Изабелла не задумалась отдать опасную соперницу в когти инквизиции, для того чтобы она более не стояла на ее дороге.

Санта Мадре была молчаливая могила.

Наконец, зазвенели ключи, слуги втащили ослабевшую Энрику в маленькую сырую темную келью, сорвали с ее головы платок и положили ее на кучку гнилой и мокрой соломы. Затем Мутарро запер дверь и вручил тюремщику ключ под новым номером, для того чтобы он носил в келью новой жертвы скудную пищу — хлеб и воду.

Когда палач и его помощники исполнили свою обязанность, они удалились, произнося самые грубые шутки, и разошлись по своим домикам, находившимся подле монастыря.

Санта Мадре и улицы облеклись в темную ночь, поднялся холодный ветер и большие дождевые капли падали с черных облаков, ходивших по небу и совершенно затемнивших обыкновенно яркую луну, которую испанцы любят более солнца. Никогда в Мадриде не бывало такой бурной и ужасной ночи, — казалось, небо пришло в ярость от всего случившегося.

Было уже далеко за полночь. На пустынных улицах, тускло освещенных огнями немногих, уцелевших от дождя и ветра фонарей, изредка мелькали одинокие, плотно закутанные в коричневые плащи, фигуры засидевшихся в кофейнях гуляк.

На улице Фобурго было страшно темно, и потому ночные гуляки избегали ее, тем более что ветер свистал из-за каждого угла домов, срывая с окон ставни, сделанные из дерева или плетенные из соломы, и ревел в стенах монастырского двора. Дождь стучал в окна.

Вдоль самых стен монастыря пробирались две фигуры, закутанные в черные плащи. Тот, который шел впереди, казалось, не чувствовал ни бури, ив дождя, или, по крайней мере, не обращал на них внимания, — другой же сильно вздрагивал, — испанская кровь горяча и потому она сильнее чувствует редкие холодные ночи.

— Знаешь ли ты наверное, что Топете вас уже ждет? — спросил шепотом первый из них.

— Пока мы переходили площадь Педро, Топете оставил нас, чтобы замешаться в толпе и пройти через менее людную Пуэрта Села.

Оба мужчины продолжали свой путь вдоль стены под прикрытием темноты, столь глубокой, что едва можно было различить человека в трех шагах расстояния, — они подошли, наконец, к воротам.

— Кто там? — спросил вдруг вполголоса первый из мужчин, потому что ему показалось, что какая-то голова выглядывает из углубления ворот.

— Шшь! Масса герцог, это Гектор. Будьте осторожны и не шумите, брат привратник только что выходил! — прошептала черная голова.

— Отлично, Гектор, — слуга Топете стоит на карауле, — проговорил вполголоса Франциско Серрано, ибо первый из закутанных мужчин был никто иной, как герцог де ла Торре.

— Где же теперь брат привратник?

— Он пошел в свою комнату спать, — ответил негр, очень довольный, что его взяли с собой для участия в ночном предприятии. Он все еще вспоминал ту ночь, когда наравне с дворянами подвергался опасностям.

— Значит, тебя поставил сюда твой господин для наблюдения? — спросил второй из закутанных мужчин, подходя к Гектору вслед за Франциско.

— Да, масса Прим, и я такой наблюдатель, который все слышит и видит.

Дон Жуан невольно улыбнулся, ему также было по нутру это ночное похищение. Он принадлежал к такому разряду людей, которые тем более находят удовольствия в предприятиях, чем более в них опасностей и затруднений. Потрепав ласково негра по плечу, потому что он, так же как и Серрано, был очень рад его видеть, Прим спросил его: