Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2

— Ты одна, благочестивая сестра?

— Никто нас не подслушает. Вот уже две недели, как я напрасно жду от тебя вестей.

— Я не хотел являться прежде, чем все узнаю. Франциско Серано нашел свою Энрику, — прошептал Жозе.

— Знаю, а Мария и Ацдо?

— Мария вместе с матерью переехала в Дельмонтский замок.

— В Дельмонтский замок! Бедный, как больно должно быть тебе, что богатые владения твоих предков перешли в чужие руки! — с притворным участием вздохнула монахиня.

Жозе улыбнулся.

— Надеюсь, ненадолго, — пробормотал он.

— То, что не удалось тебе до сих пор, несмотря на благоприятное стечение обстоятельств, станет теперь невозможным, потому что твой могущественный брат, которому еще в колыбели предсказали корону, сумел сохранить свое сокровище, — сказала графиня.

— Ты меня упрекаешь, благочестивая сестра, но я докажу, что у меня достаточно и храбрости, и ненависти, чтобы уничтожить обоих — Франциско и Энрику.

— Маршал падет.

— Ты обещаешь мне это?

— Маршал погибнет, Энрика будет устранена, если окажешь мне услугу.

— Клянусь, что на сей раз сделаю все, даже если это будет стоить мне жизни.

— Энрика умрет, а, ты вступишь во владение Дельмонте.

— А ее дочь?

— Попадет в твои руки. Она незаконнорожденная. Но повторяю, единственное мое требование — доставь мне Аццо.

— Клянусь жизнью, твое желание будет исполнено. Я вручу тебе его живого или мертвого.

— Хорошо, посмотрим, сдержишь ли ты слово. На мое слово ты можешь твердо рассчитывать, — произнесла графиня с ледяным спокойствием, — герцог де ла Торре сейчас в Мадриде, чтобы сделать некоторые приготовления к свадьбе. В Санта Мадре уже известен день его бракосочетания.

— Следовательно, надо приготовить какой-нибудь дорогой подарок, — проговорил Жозе с язвительной усмешкой.

Монахиня Рафаэла дель Патрочинио поклонилась патеру, ее глаза глядели сурово и неприветливо, и демоническая улыбка скользила по губам.

Жозе ответил на поклон своей союзницы и подошел к портьере. Закрыв за собой дверь, он плотнее запахнул плащ, чтобы не быть узнанным, и очень хорошо сделал, потому что вскоре увидел в коридоре своего брата Франциско, который приехал во дворец, чтобы сообщить королеве в частной аудиенции, что намерен удалиться от государственных дел и военной службы.

Герцог послал адъютанта доложить о себе. В большом приемном зале, где обычно собиралось много грандов и военных, всегда почтительно раскланивавшихся с маршалом Испании, Франциско услышал, что королева ждет его в зале аудиенций. Он надеялся застать ее одну, чтобы объяснить все, что случилось, и был неприятно поражен, увидев собравшийся тут семейный совет, хотя и королева, без сомнения, предпочла бы остаться наедине с дорогим Франциско Серано.

Изабелла сидела за маленьким мраморным столиком с золотыми ножками, справа от нее находился ее маленький супруг, слева — герцог Валенсии. В углу комнаты стоял, держа под мышкой молитвенник, духовник Кларет, а у портьеры остановились адъютанты.

За креслом королевы Серано увидел Марию, а на террасе принца Астурийского в роскошном мундире и обеих младших инфант с их дуэньями.

Нарваес довольно неприветливо взглянул на вошедшего герцога де ла Торре: старый воин не мог простить маршалу Испании некоторых прежних стычек.

Лицо Изабеллы просияло при виде человека, которому принадлежала ее первая любовь.

Инфанта Мария, прелестная четырнадцатилетняя девочка, с интересом взглянула на Франциско Серано.

Он поклонился всем присутствующим и подошел к Изабелле, которая сделала ему приветливый жест.

— Что скажете вы нам, герцог де ла Торре? — начала королева. — Нам искренне жаль, что вы так редко навещаете нас и что мы даже вынуждены спросить, что привело вас сюда. Прежде, господин герцог, вы были непременным членом нашего общества.,

— Ваши милостивые слова, королева, вызывают и во мне воспоминания, которые, однако, так далеки, что кажутся сном. Рыцарские похождения представителей королевской гвардии сделались состоянием прошлого. С тех пор многое изменилось, и вы, ваше величество, уже не нуждаетесь в нашей защите.

— Нам прискорбно слышать такие слова, господин герцог де ла Торре, мы желали бы, чтобы все осталось по-старому.

— Не тайного удаления пришел я просить у вашего величества, но открытого. Я имел честь получить от вас, господин герцог Валенсии, некоторые поручения по службе, — продолжал Серано, держа в руке бумаги, — и теперь пришел, чтобы возвратить их, так как намереваюсь подать в отставку, чтобы посвятить себя спокойной жизни вдали от Мадрида. Вы улыбаетесь, ваше величество, вы не верите, что это цель моей сегодняшней аудиенции.

— Вы намерены вести тихую жизнь? Надолго ли, многоуважаемый герцог? Мы предпочитаем не исполнить вашей просьбы, а дать отпуск на неопределенное время, чтобы вы могли испытать, понравится ли вам эта жизнь. Мы думаем, что вы опять скоро променяете ее на жизнь в Мадриде.

— Вы хотите напомнить мне, ваше величество, что однажды, уже отказавшись от шпаги, я опять вернулся в вихрь военной жизни — это время прошло, ваше величество, моим честолюбивым устремлениям пришел конец.

— Значит, вы думаете, что уже достигли цели, господин герцог?

— Мы достигаем цели только тогда, когда слышим зов Божий и предаемся вечному покою. Тщеславие не живет во мне, ваше величество, я желал бы прожить последнюю и, вероятно, меньшую часть своей жизни в покое.

— Мы сомневаемся, что это настоящая причина, герцог де ла Торре! — отвечала королева, качая головой. — Кажется, мы знаем маршала Испании лучше, чем он старается выглядеть.

— Это упрек, ваше величество, и в то же время милость. Что мне добавить, кроме того, что просить отпустить меня.

— Так вы хотите забыть, господин герцог, свое обещание быть бескорыстным защитником нашего престола?

Нарваес, не в силах скрыть свою досаду при этих словах королевы, воспользовался минутой, когда Изабелла встала, чтобы подойти к герцогу де ла Торре, и удалился в глубину зала; король шепотом обменялся несколькими словами с Кларетом.

Франциско хотел прямо объявить Изабелле истинную причину своей отставки, так как Нарваес, разговаривая с королем, казалось, не обращал на них внимания, но в это время к своей августейшей матери подошла Мария и приготовилась слушать маршала Серано, которого обожала.

— Мне при дворе больше не место, ваше величество, — вымолвил, наконец, Франциско, — тут все так переменилось, что мое присутствие только стесняет других.

— Значит, ваше самолюбие страдает, господин герцог? Уверяю вас, мы никогда не думали, что даем повод к этому.

— Не только это, ваше величество. Прошу вас разрешить мне, не желая быть лишним, добровольно удалиться!