Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

Отец проклял меня и отрекся от своей несчастной дочери! Я оставила отцовский дом. Проклятие родителей сопровождало меня всюду — бледная, с распущенными волосами, я бежала ночью к Филиппо! Я надеялась, что возлюбленный примет меня, бедную, покинутую, и вознаградит любовью за все страдания и мучения, что достались на мою долю. Ради него я в состоянии была вынести проклятие отца, так как тешила себя надеждой, что вместе с избранником предстану перед родителями и выпрошу у них прощение за все причиненное им горе.

Я явилась к нему со слезами на глазах, рассказала о случившемся, а он, этот гнусный изменник, посоветовал мне возвратиться к родителям и покорно попросить у них прощения!

— Как, — воскликнула я в отчаянии, — ты гонишь меня от себя, не принимаешь к себе в дом?

Изверг этот замялся, извинился, говоря, что война мешает ему жениться и что он не может оставить меня у себя в лагере. Тут только я поняла, что обманута им, что в нем не осталось ни искры любви ко мне! Я была близка к умопомешательству.

— Изменник! — воскликнула я. — Ты разрушил мое счастье и счастье моих родителей!

Филиппо хотел утешить меня всевозможными заманчивыми обещаниями, но я не верила ему больше и, со всей силой вырвавшись из гнусных объятий, я с громким проклятием пустилась от него бежать! Я долго еще слышала знакомый голос, звавший меня, но он не мог больше смягчить меня! Покинутая и проклятая родителями, оставленная тем человеком, ради которого пожертвовала всем, бродила я ночью по глухим, пустынным местам; любовь моя, некогда столь пламенная, искренняя, превратилась в глубочайшую ненависть. Изболевшее, раненое сердце жаждало мести.

— Бедная, бедная Жуана, — прошептала Долорес, — может быть, ты была несправедлива в отношении Филиппе?

— Я подслушивала его несколько раз и убедилась, что он поступает со всеми так, как со мной! Я следовала за ним по пятам и три раза сдавала его в руки неприятеля, но ему все время удавалось ускользнуть! Затем я решилась преследовать его, чтобы самой, своей рукой утолить жажду мести.

— Как, Жуана, ты хотела…

— Убить его, Долорес! Ты испугалась, ты с ужасом смотришь на меня. Я поклялась ужасно отомстить ему и свято сдержу свою клятву! В то время как я готова была преследовать его, вдруг ощутила нестерпимую боль. В отчаянии бросилась в сторону, сама не зная куда, я хотела спрятаться от людей, страх обуял меня, я без цели бродила по лесу, пока наконец не упала в изнеможении.

Не знаю, сколько времени я лежала без сознания, когда же я пришла в себя, меня уже окружал непроглядный мрак, но я чувствовала, что дала жизнь маленькому существу. Я завернула моего несчастного ребенка в платок и кое-как поднялась с земли, но была так слаба, что не удержала ребенка, он выпал из моих рук. В полном отчаянии я искала смерти, и, пройдя шага два, потеряв сознание, упала без чувств на землю на том месте, где ты меня нашла.

— Само небо вовремя привело меня туда

— Ты меня спасла, Долорес, но должна тебя огорчить, что с возвращением здоровья во мне с прежней силой заговорила ненависть! Теперь ты знаешь все, не пугайся меня, когда выражение моего лица покажется тебе странным, ты знаешь мое отчаянное положение!

Долорес с глубоким участием протянула руку несчастной Жуане.

— Останься у нас и постарайся забыть свое горе, — умоляла дочь старосты.

— Не требуй от меня невозможного, Долорес!

— Подумай лучше о твоем ребенке, посмотри, Жуана, с какой любовью он протягивает к тебе ручонки.

Несчастная закрыла лицо руками, слезы полились из ее глаз, но в следующую минуту руки ее опустились, и бледное, изнуренное лицо снова приняло холодное, суровое выражение, говорившее о непреодолимой жажде мести.

— Если вдруг я умру, — прошептала она, — этот несчастный, бездомный ребенок найдет в тебе вторую мать, Долорес, и эта мысль успокаивает меня! Ты же простишь мне все, что бы я ни сделала, так как ты очень добрая и благородная душа! Не правда ли?

— Я тебе это обещаю, Жуана, — проговорила Долорес, поцеловав бедного ребенка со слезами на глазах.

— Теперь я совершенно спокойна, ты облегчила страдания моей души! Благодарю тебя за все, что ты сделала для меня, и Матерь

Божья да благословит тебя за то, что ты обещала мне сделать для моего ребенка!

— Возвратись к своим родителям, они уже, наверное, простили тебя, — уговаривала ее Долорес.

— Мать моя от горя умерла, а отец, желая избавиться от позора, переселился на остров Кубу. Ты ищешь для меня утешения и спасения, Долорес, но для меня уже все, все погибло; и везде, куда ни посмотрю, меня окружает непроглядный мрак. Такова уж моя судьба. Молись за меня!

Долорес была глубоко тронута рассказом Жуаны, поняла, что наполняло сердце несчастной, содрогалась при мысли, что, быть может, и ей самой предстоит такая участь, если Олимпио забудет ее, изменит ей и нарушит свою клятву, как это сделал Филиппо. Она не знала, где он и что с ним, но успокаивала себя мыслью, что возлюбленному не было известно настоящее ее местонахождение или что, может быть, письма от него попали в руки нового смотрителя замка.

Эндемо, управляющий, тем временем уже выздоравливал, и вскоре все почувствовали последствия того рокового дня. Наказать поселян по закону он не посмел, так как герцог, признав в этом деле виноватым самого управляющего, даровал всеобщую амнистию.

Снова настало тяжелое время для работников и поселян. Эндемо был взбешен, что не находил причины излить свой гнев на работников, так как под присмотром старосты имение процветало, за что Кортино похвалил сам герцог. Заметив, что за время его болезни работа выполнялась точно и быстро, управляющий с досады стал требовать от работников еще больших усилий и стараний, грозя в противном случае строгим наказанием.

Ненависть же управляющего к старосте возрастала с каждым днем. Старый Кортино избегал встреч с Эндемо, но если они все же встречались, он коротко и спокойно отвечал тому на вопросы, как будто между ними ничего не произошло.

Эндемо все еще не терял надежды когда-нибудь овладеть прекрасной Долорес. Вскоре же подвернулось обстоятельство, которое увеличило его затаенную пламенную страсть.

Проезжая как-то вечером мимо хижины Кортино, герцог услышал мягкий, звучный голос прекрасной девушки. Остановив лошадь и долго прислушиваясь к восхитительной песне, он подъехал к окну и выразил дочери старосты искреннюю благодарность за доставленное наслаждение.

Долорес была вне себя от испуга при внезапном появлении герцога, тем более что держала на руках ребенка Жуаны. Молодой Медина, приписав испуг Долорес ее скромности, сказал ей, что попросит ее в скором времени петь в замке при знатных гостях. И с этими словами он уехал.