Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

— Как, мадам, мне?..

— Я хотела преподнести его в качестве подарка в день вашего' рождения, сир. Теперь мне испортили эту радость!

— О, нет, не говорите этого! — воскликнул Людовик. По-видимому, это неожиданное объяснение его невольно тронуло. — Вы, напротив, доставляете мне двойную радость — сегодня и в день моего рождения! Я никак не ожидал найти вас здесь с подобной целью и постараюсь достойно отблагодарить за такое милое внимание ко мне.

— Садитесь на ваше место, — продолжал король и встал возле кресла королевы, чтобы вблизи полюбоваться на произведение великого Рубенса, от которого он не мог оторвать своих глаз.

Людовик потом долго разговаривал с Рубенсом об Антверпене и Италии, и едва ли не первый раз в жизни ему встретился человек, беседа с которым доставила ему истинное наслаждение. Великий художник умен и образован, по манерам — аристократ, способный обращаться не только с князьями и дипломатами, но и с коронованными особами.

Людовик смотрел на прекрасное изображение, стоя возле своей супруги, казавшейся еще чем-то озабоченной.

— Я с нетерпением буду ждать, — сказал он оживленно, — когда это восхитительное изображение появится в моих покоях 27 сентября. До тех пор я обещаю ни разу не взглянуть на него, хотя это будет для меня очень тяжким испытанием.

— Я все-таки еще не могу утешиться, сир, что меня так безжалостно лишили самой дорогой радости… Во всяком подарке — самое приятное всегда неожиданность. Но, к сожалению, это удовольствие для нас недоступно!

— Оставьте эти грустные мысли, мадам, и если вас может утешить это, то я приношу вам искренние уверения, что сегодня вы сделали мне самый радостный сюрприз, и я давно уже не был так счастлив, как сейчас! Позвольте мне проводить вас до кареты и просить вас сесть со мною в экипаж.

— С величайшим удовольствием, сир, — отвечала Анна Австрийская и, простившись с провожавшим их до крыльца Рубенсом, они сели с королем в карету. Тут только она вздохнула свободно и поблагодарила судьбу, даровавшую ей возможность избежать большой опасности.

В мастерской художника кроме большого портрета, предназначенного королю, был другой, маленький, к счастью, король его не заметил. Портрет этот донна Эстебанья передала затем ювелиру, чтобы вставить его в дорогую оправу из золота и драгоценных камней. Роскошная вещица эта предназначалась к отправке в дальний путь, чтобы служить утешением отсутствующему другу,

— Господин виконт д’Альби, — доложила камеристка герцогине де Шеврез.

— Просите виконта сюда, Жанетта, — приказала герцогиня, запечатывавшая в это время письмо.

Через несколько минут мушкетер вошел в комнату статс-дамы.

— Вот истинно военная точность, — улыбнулась герцогиня, приветливо здороваясь с виконтом. — Смею я просить вас оказать мне еще услугу?

— Приказывайте, герцогиня!

— Я знаю, вы всегда любезны, особенно с дамами, виконт, но я желала бы злоупотреблять вашей рыцарской вежливостью и эксплуатировать ее! Знаете ли вы, в чем дело?

— Вы просили меня прийти к вам, ваша светлость, и я явился, не зная, для чего я нужен.

— Не будет ли это невежливым, если я попрошу вас еще раз съездить на виллу мадам Марвилье? На обратном пути оттуда вы попали, к сожалению, в такую неприятную историю.

— Напротив, герцогиня, вы не могли бы дать мне более приятного поручения.

— Ого! Жар, с каким вы это говорите, невольно наводит на мысль, что прекрасная мадам де Марвилье и на вас, как и на других, произвела впечатление. Берегитесь, однако, виконт, не доверяйте этой обворожительной женщине. Она, по слухам, не очень разборчива в средствах покорять сердца мужчин.

— Извините, ваша светлость, как должен я понять эти слова?

— Скажу вам откровенно, виконт, я слышала недавно, а при необыкновенной красоте мадам де Марвилье, это кажется довольно правдоподобным, что она любит завлекать молодых людей, заставлять их влюбляться в себя и потом зло смеяться над ними. Одним словом, ее считают кокеткой, и даже опасной кокеткой!

— Находясь в обществе мадам де Марвилье, герцогиня, забудешь о какой бы то ни было опасности!

— С этим я согласна. Красота ее даже меня очаровала! Но для меня, как для женщины, опасность эта не страшна.

— Позвольте сказать вам, герцогиня, что и я не боюсь ее, и с удовольствием готов исполнить ваше поручение!

— Если вы этого непременно хотите, то пусть будет по-вашему, виконт; дело состоит в передаче мадам де Марвилье секретного письма.

— Оно будет передано, ваша светлость, в собственные руки мадам де Марвилье, и никому другому, — решительно сказал Этьен.

— Вот это письмо, виконт. Когда вы отправитесь на виллу?

— Сейчас же!

— Превосходно! Вам дадут ответ.

— Когда прикажете привезти его к вам?

— Если можно, завтра утром! Этьен поклонился и хотел идти.

— Еще одно слово, виконт! В отношениях с женщинами осторожность и не слишком большая доверчивость иногда бывают полезны! Это странно слышать от женщины, и все-таки, я попрошу вас обратить внимание на мои слова! Немного недоверия всегда выгоднее беспечной доверчивости. Нечего улыбаться, виконт, поймите мои слова так, как они действительно говорятся, то есть с искренним доброжелательством. До свидания!

Этьен раскланялся перед герцогиней де Шеврез, ответившей ему ласковой улыбкой, спрятал письмо в карман и пошел в галерею проститься с Милоном, стоявшим в карауле.

На этот раз д'Альби решил отправиться один, рассчитывая подольше побыть в обществе мадам де Марвилье.

Когда он рассказал Милону о предполагаемой поездке, тот помрачнел и призадумался. Ему казалось, что эта женщина окружена какой-то тайной, что в сущности она была скрытой причиной последнего их приключения, словом, что доверяться ей вообще рискованно.

Он ничего не сказал об этом д'Альби, но не мог отделаться от мысли, что за всем этим скрывается какая-то тайная интрига.

— Все-таки ты будь осторожен, виконт, — не без тревоги сказал он.

— Ты вот улыбаешься насмешливо, а я все-таки утверждаю, что в этой иностранке кроется что-то неладное. Можешь считать ее самой красивой и роскошной женщиной в мире, можешь мечтать о ней день и ночь, а я все-таки останусь при своем, и даже считаю своей обязанностью сказать тебе: эта богатая вдова, живущая то в Лондоне, то в Париже, кажется мне самой опасной авантюристкой, а ее вилла — роскошно замаскированным вертепом разбойников!

— Перестань, Милон! — перебил его виконт, — ты по обыкновению преувеличиваешь. Я еду к ней просто передать письмо от герцогини де Шеврез. Не беспокойся обо мне.

Милон улыбнулся своей добродушной улыбкой.

— По правде сказать, — признался он, — я сам не понимаю причины моего беспокойства о тебе, как только речь заходит о вилле этой мадам. Бог свидетель, я не суеверен и в предчувствия не верю, но каждый раз, когда думаю о ней, у меня на душе становится нехорошо.