Георг Борн - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2

— Я всего только и мог ей ответить, что сдержу свое обещание, и она будет маркизой де Монфор… Мальчик получит имя. Но когда я сказал, что уже не могу больше чувствовать прежней горячей, чистой любви, она вдруг упала в конвульсиях. Я всеми силами старался ее успокоить и утешить. Придя в себя, бедняжка, рыдая, упала ко мне на грудь… Я весь дрожал… Мне было так жаль ее, так глубоко жаль того, что с нами обоими случилось! После всего этого мы ведь уже не могли больше надеяться на счастье.

Маркиз на минуту замолчал. Его, видимо, подавляло воспоминание о тяжелом прошлом…

Милон и виконт тоже не говорили ни слова… Для такого горя утешений нет!

— Через несколько дней, дав ей время успокоиться, я опять пошел к ней, — продолжал маркиз, — я хотел приготовить ее к обряду, который мы должны были исполнить, и сказать ей, что она на всю жизнь сохранит права маркизы де Монфор, но мальчика после свадьбы она должна отдать мне. Когда я все это высказал бедняжке, которую по-прежнему любил, она горько заплакала, но потом с замечательной твердостью ответила, что мое требование совершенно справедливо, что она на все согласна, так как ей никогда не искупить своей вины!

— Мы назначили ночь, в которую должен был совершиться обряд… Один Каноник был свидетелем… Дитя окрестили под моим именем. Я взял его у матери и отдал старой Ренарде. Магдалена уехала к себе, а я к себе. Мы были обвенчаны.

— Извини, — перебил Милон, — по-моему, ты поступил слишком жестоко! После таких доказательств раскаяния и любви с ее стороны, ты должен был бы ее простить!

— Я и простил, друг мой, простил с невыразимой болью в сердце! Но ведь не мог же я вырвать из сердца совершившийся факт! Ты называешь меня жестоким, и я в настоящую минуту сознаю это, но мог ли я официально назвать Магдалену Своей женой, после того как она изменила мне с этим негодяем Люинем? Даже сейчас мне трудно вспоминать об этом! В обществе, где мы стали бы появляться с ней вместе, он мог бы начать показывать на нее пальцем… О нет! Не говорите об этом! Я тогда от этой мысли чуть с ума не сошел. Нет, иначе быть не могло, хотя бы я даже изнемог от страданий, Магдалена погибла бы от этого! Рассказ мой еще не окончен! Сердце мое разрывалось от боли, но я скрывал это. Скажите, заметил ли кто-нибудь из вас, что я изнемогаю под тяжестью своей участи?

— Поражаюсь твоему самообладанию! — ответил виконт, и Милон согласился с ним. — Иногда я замечал, что ты как-то особенно задумчив и неразговорчив, видел грусть на твоем лице, но больше ничего!

— Да, я невыносимо страдал, но не слабел, чтобы несчастная Магдалена не осталась одна, без опоры и защиты.

— Это было благородно с твоей стороны… — сказал растроганный Милон, — я теперь все понял и предвижу, что благородство победит в тебе.

— Но, — продолжал маркиз, — мне не суждено было успокоить и обеспечить Магдалену. Она не перенесла мысли, что по собственной вине разлучена со мной, — она была слишком несчастна, чтобы найти душевный покой в беззаботной и безбедной жизни, которую я ей предоставил. Однажды она вдруг пропала: ушла в бедном простеньком платье, не захотев больше принимать моей помощи!

— Тут начинается последний акт нашей трагической истории. Магдалена убежала, а у Ренарды пропало дитя, которое я ей поручил. Мать не в состоянии была больше терпеть разлуку со своим ребенком, она все бросила, от всего отказалась, чтобы вернуть только свое дитя. Я везде искал бедняжку… Я даже решился оставить военную службу, уехать с Магдаленой и ребенком из Франции и жить со своей семьей!

— Меня так радовала эта мысль. Вы видите, что я и тогда, все еще любя Магдалену, пренебрегал опасностями… Но слишком поздно я решился искать счастья в сближении с любимой женщиной! Несмотря на все мои старания, я нигде не мог найти ее.

— Но почему же ты не доверил нам свою тайну, ведь мы, наверное, общими усилиями изобрели бы средство для розыска пропавших.

— Это было самое тяжелое время для меня! — продолжал маркиз. — Помните, я нашел Магдалену во власти графа де Люиня, сделавшего ее своей пленницей! Вы эту историю знаете. Наступила, наконец, пора наказать негодяя и я сделал это, проткнув его шпагой! Он умер, но тогда я не нашел уже у него бедную безумную, потерявшую свое дитя… ее и мое дитя! Как вы знаете, от нас она уже уехала тогда.

— Какая несчастная женщина! — прошептал Милон.

— С той минуты я не знал покоя! У меня не было ни Магдалены, ни сына! Меня мучила мысль, что они терпят нужду, голод… я, наконец, стал роптать и безжалостная судьба как будто сжалилась надо мной — я нашел Магдалену!

— Неужели. Ты ее нашел?

— Да, я нашел в Сен-Дени бедную, сумасшедшую нищую, — продолжал маркиз дрожащим от страдания голосом. — Я проходил мимо нее… она протянула ко мне исхудалую руку за милостыней. Я взглянул на нее и задрожал… но сейчас же переломил в себе ужас и страдание… безумная нищая Сен-Дени была — Магдалена Гриффон, маркиза де Монфор! Она все еще не нашла своего ребенка и не могла связно ответить ни на один из моих вопросов… все что-то шептала, плакала… искала и потом опять впадала в апатию. Я привез ее в Париж, в этот замок, который я себе купил. Старая Ренарда знала все и взялась быть сиделкой при бедняжке. Магдалена занимает верхние, комнаты… теперь она под моей защитой! О мальчике я ничего не мог узнать! Вот конец рассказа о моем прошлом, о судьбе бедной красавицы Магдалены Гриффон, которая сделалась маркизой!

— Так она-то и была та несчастная, которую я видел здесь во время моей болезни? — спросил Милон.

— У Магдалены Гриффон, как у всех сумасшедших, есть свой пункт помешательства: она любит огонь и всеми силами старается добыть его. Престранная склонность! Она радуется при виде пламени! Впрочем, теперь ей лучше; в иные дни она бывает совершенно покойна, узнает меня и благодарит за любовь ипопечение. Невозможно равнодушно смотреть, когда она со слезами на глазах подходит ко мне, старается взять и поцеловать мои руки, умоляет найти ее дитя, нашего сына, которого сама постоянно зовет и ищет!

— Она, я думаю, может выздороветь, если он найдется, — сказал Этьенн, — горе потрясло ее рассудок, а радость, может быть, вернет его.

— Я потерял всякую надежду отыскать сына и когда-нибудь обладать Магдаленой так, как надеялся прежде. Вы все знаете теперь, друзья мои. Мне тяжело было рассказывать вам все это, но я обязан был это сделать.

— Дорогой, мы от души сочувствуем тебе, но, к сожалению, не можем в данную минуту ничем облегчить твое горе, — сказал с некоторым волнением Милон.

— Рассказ мой, — ответил маркиз, — может послужить тебе на пользу, друг мой. Обдумай хорошенько, на что решаться, не действуй очертя голову! Ведь часто минута определяет целую жизнь!.. Но довольно, прочь мрачные картины, которые я сейчас нарисовал вам, знайте, в минуты полного внешнего покоя они встают передо мной, терзая мое сердце. С вами, верные друзья, я научился спокойнее переживать свое горе.