Александр Дюма - Охотник на водоплавающую дичь

Затем он вернулся домой, чувствуя себя столь же здоровым, как и в день, когда отправился на дуэль.

Между тем одна мысль не давала молодому человеку покоя.

— Ален думал, что если он не отплатит какому-нибудь парижанину той же монетой, то окажется последним, как говорили в коллеже.

А наш герой гордился тем, что никогда не был последним.

Он решил навестить своего учителя.

Гризье уже догадался о несчастье, постигшем его подопечного, так как тот долго не возвращался.

Воскресший из мертвых подробно рассказал ему обо всем, что произошло; совесть Гризье была чиста, ибо он предупреждал своего ученика, что, глядя на его превосходную боевую позицию, его соперник несомненно решит, будто за этим что-то таится.

Барон не ошибся: за этой позицией таилась собственная персона Алена Монпле.

Затем юноша напомнил учителю о том, что тот говорил о его способностях к фехтованию, и спросил Гризье, сколько, по его мнению, понадобилось бы времени, чтобы он, Ален, сравнялся с бароном Эктором в мастерстве.

Гризье как честный человек не хотел вводить ученика в заблуждение.

— Два года, — ответил он, — если усердно трудиться.

Ален Монпле не способен был в течение двух лет заниматься одним и тем же делом, что бы оно собой ни представляло.

— Что ж! — воскликнул он. — Я очень рад, что вы мне это сказали. Я лучше займусь стрельбой из пистолета: через неделю я буду знать в этом толк.

Гризье попытался отговорить молодого человека от занятий столь неблагодарным и грубым делом, как стрельба из пистолета.

— Шпага, — сказал прославленный мастер, — вот истинное оружие дворянина.

— О! Это меня не волнует, — ответил Монпле, — ведь я не дворянин, а крестьянин.

— А что если тот, с кем вам придется сразиться в будущем, выберет шпагу? — спросил Гризье.

— Пусть так! — воскликнул Ален. — Теперь я знаю, как это делается: оружие выбирает тот, кого оскорбили. Я подожду, пока оскорбят меня.

— Зачем?

— Чтобы драться, черт побери!

— Значит, вы все еще сердитесь на вашего противника?

— На господина Эктора де Равенна? Нисколько! Это славный парень; когда я был прикован к постели, он каждый день присылал слугу, чтобы справиться о моем здоровье. Я совершенно на него не сержусь; как раз наоборот: если бы мы были людьми одного круга, я предложил бы ему свою дружбу.

— Стало быть, вы затаили обиду на кого-то другого?

— Ни на одного человека! Вот только, как вы сами понимаете, я не желаю оставаться последним.

Ален ошибался: Гризье его не понимал.

Молодой человек и мастер сердечно пожали друг другу руки.

Затем Ален вскочил в кабриолет и велел отвезти его в тир Госсе.

Наш охотник рассуждал правильно: одно огнестрельное оружие похоже на другое, и вследствие этого сходства после первых выстрелов, когда пуля Алена слегка отклонилась от мишени, его рука приспособилась к пистолету, и с двадцать пятого раза он уже стрелял безупречно.

Неделю спустя молодой человек проделывал те же сложные фокусы, что и опытные посетители тира: одним выстрелом ломал курительные трубки, разбивал прыгающие яйца, дважды и трижды попадал в одну и ту же в цель.

Уверовав в свою меткость — на это потребовалось всего неделя, — Ален больше не появлялся в тире.

Всякое однообразие угнетало его.

Эту неуемную натуру привлекала беспорядочная бродячая жизнь праздного гуляки, завсегдатая кафе, театров и игорных домов.

Однако во время всех этих бурных развлечений Алену никак не представлялся случай взять реванш.

Он уже начинал склоняться к мысли, что ему придется вернуться в Мези, так и оставшись последним.

Наследство матери подходило к концу.

За неполных полтора года молодой человек растратил более ста пятидесяти тысяч франков.

Когда последние экю растаяли за очередным ужином, Ален снова обратился за помощью к Тома Ланго.

В обмен на вексель, выписанный по всем правилам, ростовщик одолжил юноше еще тридцать тысяч франков.

Однако денежные переводы Ланго становились все более скудными. Предпоследний перевод составлял всего тысячу франков, а последний лишь

пятьсот франков.

Кроме того, в письме, приложенном к последнему переводу, Тома Ланго просил передать своему клиенту (бакалейщик ведь был неграмотным), чтобы Ален больше на него не рассчитывал; таким образом, полученные пятьсот франков были последними, какие он получил.

Ален вертел в руках эти двадцать пять луидоров, размышляя, что с ними делать.

«(Как правило, ему хватало таких денег на день или, самое большое, на двое суток.

И тут он подумал, что если ему хоть немного улыбнется удача, то можно будет удвоить или утроить эту сумму, а то и умножить ее в десять раз.

Сын фермера знал четыре-пять заведений, где каждый день шла игра.

Когда настал вечер, он не стал утруждать себя долгим выбором и отправился в ближайший игорный дом. Алена видели там уже не раз.

Поэтому к его появлению отнеслись спокойно; он был там лишь одним из азартных завсегдатаев, играющих по-крупному.

Молодой человек сел за первый попавшийся стол и сделал ставку.

Волею случая противником Алена оказался иностранный офицер, полуитальянец, полуполяк, уже неоднократно игравший с ним и обыгрывавший его с неизменным успехом.

Пока у Алена Монпле карманы были полны луидорами и банкнотами, он не придавал большого значения тому, как уплывают его деньги, но теперь, когда пришла пора выложить последние пятьсот франков, чтобы извлечь из них прибыль, либо проиграть и распрощаться с Парижем, молодой человек стал играть более осмотрительно.

Поэтому он заметил, что офицер как будто не совсем честно снимает колоду.

К тому времени у Алена оставалось только пятнадцать луидоров от прежних двадцати пяти, и ему предстояло поставить их на кон-

Офицер открыл трефового короля.

Между тем ни он, ни его противник еще не разобрали карты.

Ален Монпле положил руку на карты офицера.

— Карты трогать нельзя, — сказал игрок.

— Простите, сударь, — ответил Ален, — если среди ваших пяти карт меньше трех козырей, я признаю свою вину и заранее приношу вам извинения.

— А если у меня три козыря на пять карт? — спросил офицер надменным тоном.

— Тогда я не только не принесу вам извинений, — чрезвычайно вежливо продолжал Ален Монпле, — но вдобавок скажу… скажу…

— Что же вы скажете? — проворчал его противник. Ален открыл карты офицера — среди них оказалось три козыря: дама, валет и десятка треф.

— …. я скажу, — произнес молодой человек, — что вы плутовали, когда снимали колоду, и что вы шулер.

Офицер взял несколько карт и бросил их Алену в лицо.

— Вот как! — воскликнул Ален. — Я читал в «Кодексе» господина Шато-Виллара, что любое прикосновение приравнивается к удару. Мне придется вернуться в Мези, но, кажется, я вернусь туда не с позором?