Александр Дюма - Княгиня Монако

Господин герцог задумал устроить для нас охоту. Среди его гостей были: графиня Суасонская, г-жа де Куэткен, г-жа де Бордо, ангелы и я, а также несколько мужчин, в том числе шевалье де Лоррен и герцог Монмут, внебрачный сын Карла II, о котором мне еще предстоит подробно рассказать; увеселение получилось восхитительным. Дело было в субботу, во время Великого поста; после охоты мы отужинали в Сен-Море, где нас угостили превосходнейшей морской рыбой, а затем отправились в маленький домик, расположенный возле дворца Конде; после того как пробило ровно полночь, мы позволили себе там разговенье из весьма изысканных мясных блюд, под аккомпанемент волынок, скрипок и гобоев, в окружении цветов и всего что есть роскошного и занятного на свете.

Госпожа герцогиня там не появилась, и это даже не обсуждалось; святош, которые метали в наш адрес гром и молнии, возмутило не столько ее отсутствие, сколько то, что столь благоговейно ожидаемое воскресенье было Вербным воскресеньем, когда недозволено и недопустимо употреблять в пищу любое мясо. В честь возведения наших причесок на трон лились шампанские и бургундские вина, и, когда мы вернулись домой, уже совсем рассвело.

Госпожа де Монтеспан хотела бы быть в числе приглашенных, но ангелы терпеть не могли эту особу и отговорили господина герцога, намеревавшегося ее позвать; таким образом, г-жи де Монтеспан с нами не было. Она страшно разгневалась и принялась всюду кричать о нашем буйном пиршестве, кощунстве и чуть ли не святотатстве; она настроила против нас короля, который воспринял это серьезно и выбранил господина герцога, а также всех дам, за исключением меня, поскольку со мной он тогда не разговаривал.

Месье увидел, что г-жа де Грансе вернулась из Сен-Жермена вся в слезах; он пришел в настоящее бешенство и, не желая ничего слушать, приказал заложить лошадей и отвезти его во дворец; приехав туда, принц направился прямо в кабинет короля и осведомился, почему тот так сурово обошелся с его подругами. Король, привыкший к весьма смиренному поведению брата, был ошеломлен.

— Однако, сударь, — заметил он, — я ничего не сказал шевалье де Лоррену; для него это столь мелкий проступок, что я не собираюсь терять время, обращая на такое внимание.

— Ваше величество, речь идет отнюдь не о шевалье де Лоррене, а о дамах, которых вы своим отношением к ним довели до болезни из-за какого-то жалкого крылышка фазана или жирной овсянки, которыми они угощались у господина герцога.

Принц бунтовал подобным образом в течение получаса; король проявил величайшее терпение: он спокойно выслушал брата, унял его гнев всяческими обещаниями, и тот удалился почти что успокоенный. То был один из редких случаев, когда Месье выходил из своей неизменной апатии, — очевидно, принц был сильно очарован г-жой Грансе, раз он отважился на подобный поступок. Позже он хотел определить ее на место придворной дамы, ведающей нарядами Мадам, взамен Гурдон и купить ей должность за пятьдесят тысяч экю, но Мадам воспротивилась, так как я нисколько не была в этом заинтересована.

Я решала все при этом дворе до тех пор, пока не заболела. Шевалье де Лоррен выказывал г-же де Грансе любовь лишь для вида, чтобы не говорили, что он слишком увлекся мной; этот человек ничуть меня не интересовал и не потому что его чувство было мне неприятно или казалось ложным, а из-за возможных последствий.

Месье женился на второй Мадам очень скоро и совсем не скорбя по усопшей. Этот брак устроила принцесса Пфальцская Анна Гонзага; нынешняя Мадам — племянница ее покойного мужа. Меня хотели послать встречать принцессу, но я отказалась, считая это неприличным для себя, ведь я была в таких хороших отношениях с госпожой Генриеттой. Туда отправилась принцесса Пфальцская. Это отъявленная интриганка. Недавно ей удалось сделать свою племянницу королевой Польши. Когда я говорю «ее племянница», все смотрят на меня с удивлением, ибо никто, вообще говоря, не подозревает об этом родстве; сейчас я расскажу о нем, ибо это любопытная история. Матушка разузнала все от своего дяди кардинала де Ришелье, и я храню письмо, подтверждающее это родство.

Сестра принцессы Пфальцской г-жа Мария Гонзага вышла замуж за польского короля, и все до сих пор помнят, какую роскошную и необычную посольскую миссию за ней прислали. Однако еще до брака барышня не отказывала себе в кавалерах: сначала ее любовником был господин Главный, несчастный Сен-Map, а затем у нее была тайная связь с господином принцем, ныне Великим Конде, который держит свою жену взаперти. Госпожа Гонзага родила от него дочь, и утаить это было не так просто. Господин принц был женат и, следовательно, возместить ущерб, нанесенный чести мантуанского рода, было невозможно. Господин и г-жа д'Аркьен любили принцессу Марию как сестру; та предложила им выдать еще не родившегося ребенка за своего, а господин принц дал ему очень богатое приданое. Госпожа д'Аркьен притворилась беременной и якобы произвела на свет маленькую Марию, крестной матерью которой стала принцесса; когда Мария Гонзага отправилась в Польшу, она взяла с собой дочь, намереваясь в дальнейшем ее там пристроить.

Собеский, ставший впоследствии выдающимся маршалом, этот поистине заслуженный человек и к тому же красивейший мужчина, счел мадемуазель д'Аркьен партией, привлекательной во всех отношениях. Королева Мария потеряла мужа и вторым браком вышла замуж за брата короля, сменившего его на престоле; все дела в Варшаве вершила она. Ее крестница привлекала к себе внимание всех знатных женихов; предстояло решить, кому она достанется. При всем своем благородном происхождении Собеский был слишком молод, и у него имелись грозные соперники. Однако юноша был влюблен в крестницу королевы больше других, и ему казалось, что она к нему не совсем равнодушна.

На всех северных реках всегда устраивают катания в санях, соревнуясь в роскоши и выставляя себя напоказ. Мадемуазель д'Аркьен страстно любила такие прогулки; честь быть ее спутником дворяне оспаривали друг у друга со шпагой в руке, ибо в этих почти диких краях люди не привыкли особенно церемониться. Как-то раз, в солнечный февральский день, каждый стремился завладеть в дворцовых садах санями прекрасной Марии. Дело дошло до того, что были выхвачены ножи; только Собеский держался и стороне, но не из-за отсутствия желания и не из-за страха, а потому что он знал, насколько мадемуазель д'Аркьен, воспитанная во Франции, далека от подобных нравов. Девушка это заметила и была благодарна Собескому за такое самоотвержение. Вечером, во время бала, она выбрала его своим кавалером и, опустив глаза, выслушала признание, которое он осмелился ей сделать, но ничего пока ему не ответила.