Александр Дюма - Царица Сладострастия

Тем не менее принцесса родила шестерых детей. Но, за исключением ныне здравствующего короля, все они умерли в юном возрасте.

Я, кажется, уже говорила, что герцог Савойский питал к Людовику XIV довольно странные чувства. Он поневоле восхищался им, что не мешало ему всеми возможными способами вредить французскому королю; он больше тяготел к Австрийскому дому, желал его возвышения и ослабления французского монарха; признаюсь, я нередко думала, что его восхищение Людовиком граничит с ревностью.

Как вам уже известно, я была одной из приближенных дам обеих герцогинь, поэтому часто встречалась с герцогом Савойским в их покоях. В то время у него не было любовницы, вследствие чего он много времени проводил в обществе жены и матери. Никому не уделяя особого внимания, он все же стал отдавать предпочтение мне.

Его тяготение к моей персоне пока еще не было заметно, никто ничего не подозревал, я сама не осмеливалась признаться себе в этом, каким-то инстинктом угадывая созревающее в нем чувство.

Мы говорили о венецианских развлечениях, о карнавале, о роскошных нарядах и увеселениях, которые там можно будет увидеть.

— Я тоже собираюсь принять в этом участие, — сказал вдруг герцог Савойский.

— Вы, сын мой? — удивилась герцогиня.

— Да, сударыня, разве мне в моем возрасте не положено немного развлечься?

— Я вовсе не хочу сказать, что вам это запрещено, однако ваше участие будет выглядеть странно, не увидят ли за этим какую-то политическую цель?

— Политическую цель, сударыня, усматривают во всех поступках государей, и было бы глупо обращать внимание на подобные подозрения.

— Но, сын мой, если бы король Франции…

— Сударыня, король Франции не может помешать мне пойти на бал, я же не мешаю ему ходить на исповедь и обольщать госпожу де Ментенон. Вы забываете, что вы уже давно не мадемуазель де Немур, а мать герцога Савойского, который намерен заставить Европу считаться с ним. Итак, милые дамы, кто из вас готов поддаться соблазну, обещанному венецианскими вельможами? Кто поедет со мной?

— Я, если вам будет угодно, — ответила молодая герцогиня.

— Само собой разумеется, сударыня, поскольку я там буду; но кто из ваших дам?

Герцогиня обернулась ко мне:

— Госпожа ди Верруа, готовы ли вы сопровождать меня? В свою очередь я обернулась к свекрови, вызвав смех всех присутствующих, и затем ответила:

— С большим удовольствием, сударыня, но…

— Кто же может помешать вам, если вы так этого хотите? — сухо заметила вдовствующая графиня. — Неужели мой сын и я можем быть настолько неблагодарны, что не оценим чести, оказанной нам его высочеством?

— Так я поеду, сударыня! О, какое счастье! Госпожа ди Верруа чуть не испепелила меня взглядом.

Своим детским восторгом я слишком явно обнаружила рабскую зависимость от свекрови, но не обратила на это особого внимания, и весь этот день был окрашен ожидавшей меня радостью. Однако по возвращении домой мне пришлось выслушать настоящую отповедь:

— Вы поедете одна, сударыня; мой сын останется здесь. Его высочество не предложил ему сопровождать его. Вам придется самой следить за своим поведением и постараться не уронить достоинства, приличествующего вашему положению.

Я ответила лишь реверансом. Это был единственный способ избежать ответа, когда я не хотела ничего говорить. Господин ди Верруа в таких случаях просто отмалчивался.

Через три дня после этого разговора мы уже были на пути в Венецию. Приготовления герцога Савойского никогда не отнимали большего времени.

Госпожа герцогиня взяла с собой пять или шесть молодых дам, однако свита была скромной, и по столь бедному выезду никто бы не догадался, что некий монарх собрался посетить некую республику. Последнего из венецианских патрициев обычно сопровождала более пышная свита.

В пути все развеселились, я же была грустна. Отсутствие свекрови не возместило мне разлуки с мужем. Но, проехав несколько льё, я почувствовала, что печаль моя рассеивается.

Мы приехали в Венецию прекрасным февральским утром и остановились в резиденции посла его высочества, великолепно принявшего нас.

В тот же вечер было решено отправиться в масках на площадь Святого Марка.

— Милые дамы, — сказал нам принц, — мы прибыли сюда, чтобы развлечься, и будем веселиться от души. Что касается меня, то я собираюсь задирать всех и призываю вас делать то же самое. Сударь, — добавил он, обратившись к послу Франции, поспешившему приехать, чтобы приветствовать принцессу, — предложите свою руку госпоже герцогине Савойской. Я хочу, чтобы все знали, насколько я высоко чту родственные связи с его величеством Людовиком Четырнадцатым и насколько стремлюсь упрочить этот союз.

Господин д'Аво был искусным дипломатом; его не обманули комплименты герцога: за ними он угадал тайные замыслы или, по меньшей мере, заподозрил их; с тех пор между ними началась борьба.

Мы поплыли в гондоле к площади Святого Марка, где очень скоро толпа людей, одетых в черные и разноцветные костюмы, ошеломила нас, не привыкших к такому оживлению.

Его высочество пришли приветствовать от имени дожа и Светлейшей республики; таким образом, о его прибытии стало известно, и агенты инквизиции уже окружили нас.

Виктор Амедей долгое время оставался рядом с герцогиней и послом; затем он начал приставать к некоторым маскам, но ничего из этого не получилось. Ему весьма достойно отвечали, как будто знали, кто он такой. Герцога это стало раздражать; кроме того, его выводил из себя граф д'Аво, не спускавший с него глаз. Сделав вид, что ему весело и он развлекается, Виктор Амедей взял меня за руку и отвел чуть подальше.

— Сударыня, — сказал он мне, — будучи француженкой, не сумеете ли вы переключить взгляды господина д'Аво с меня на что-то другое? Я приехал в Венецию вовсе не для того, чтобы не иметь возможности побеседовать хотя бы с одной дамой; ничуть не пренебрегая герцогиней, я все же горю желанием узнать, так ли остроумны патрицианки, как о них говорят.

— Кто смеет мешать вам, ваша светлость? Насколько мне известно, граф д'Аво не ваш духовник?

— Нет, но во Франции теперь очень щепетильны в таких делах, и если он воспримет шутку как неверность, прославленный дядюшка моей жены сможет упрекнуть меня в этом. Все сказанное должно остаться между нами, госпожа ди Верруа, я прошу вас о дружеской услуге.,.

Глаза графа д'Аво изучали меня, точнее, пытались прочесть мои мысли. Мне казалось, что я непроницаема, а доверие государя переполняло меня гордостью.

Мы провели на улице всю ночь; Виктор Амедей все сильнее распалялся, приставал к коломбинам и арлекинам, попадавшимся по пути, и позволял себе некоторые вольности.