Александр Дюма - Прусский террор

Карл печально улыбнулся и отпет на это наставление, предписываемое церковными правилами и предназначенное тем людям, которые рассчитывают прожить еще долгие годы, чтобы иметь время нарушить этот святой обет.

— Да, — сказал он, — и в доказательство этого вот обручальное кольцо моей матери; уже однажды освященное, оно теперь станет еще святее, получив освящение и из ваших рук.

— А вы, Елена де Шандроз, вы соглашаетесь, признаете и клянетесь в свою очередь перед Богом и перед лицом святой Церкви, что берете себе в мужья и законные супруги присутствующего здесь Людвига Карла фон Фрейберга?

— О да, отец мой! — воскликнула девушка.

И вместо слишком ослабленного Карла, который не смог говорить, священник прибавил:

— Примите сей знак супружеских уз, соединяющих вас отныне.

Произнося эти слова, он надел на палец Елене кольцо, переданное ему Карлом.

— Даю вам это кольцо в знак заключенного между вами брака.

После этих слов священник обнажил голову, перекрестил руку супруги и произнес тихим голосом:

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!

А затем, протянув к обоим супругам правую руку, священник сказал более громким голосом:

— Да соединит вас Бог Авраама, Исаака и Иакова и да обратит к вам свое благословение. А я соединяю вас во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!

— Святой отец! — сказал священнику Карл. — К тем молитвам, которые вы только что обратили к Небу, присоедините отпущение грехов умирающему, и после этого мне более не о чем будет вас просить.

Священник сосредоточился, поднял руку, произнес положенные при соборовании слова и затем сказал:

— Иди из этого мира, христианская душа, во имя Бога Отца Всемогущего, который создал тебя, во имя Иисуса Христа, Сына Божьего живого, который страдал за тебя; во имя Святого Духа, данного тебе, во имя ангелов и архангелов, иди!

И, словно и в самом деле душа Карла ждала этого торжественного мгновения, чтобы покинуть тело, Елена, приподнимая его в своих объятиях и стараясь, чтобы он не услышал последних слов священника, почувствовала, что ее непреодолимо притянуло к нему. Ее губы прижались к губам возлюбленного, из которых вырвалось:

— Прощай, дорогая моя жена! Твоя кровь — моя кровь, прощай!

И тело Карла упало на изголовье. Последний на земле вздох Карла замер на устах Елены. В полной тишине послышалось рыдание девушки и ее обращение к Небу, завершившееся такими словами:

— Господи Боже, прими нас в милосердии твоем!

Вид Елены, упавшей без сил на тело Карла, говорил о том, что Карл был мертв.

Все присутствующие, которые смотрели на них, стоя на коленях, теперь встали. Эмма устремилась в объятия Елены, вскрикнув:

— Вот мы с тобой и стали дважды сестрами — по крови и по несчастью.

Затем, чувствуя, что такое горе нуждается в одиночестве, каждый медленно вышел, тихо, на цыпочках, оставляя Елену наедине с ее мертвым супругом.

Через два часа обеспокоенный Бенедикт попробовал войти и осторожно постучал в дверь со словами:

— Это я, сестра моя!

Елена заперлась в своей комнате, но теперь подошла к двери и открыла ее. Велико же было его удивление, когда он увидел девушку, облаченную в свадебное платье. Она надела венок из белых роз, бриллиантовые серьги висели у нее в ушах, драгоценнейшее ожерелье обвило ее шею.

На пальцах ее были драгоценные перстни. Та рука, из которой недавно была взята кровь, сотворившая чудо воскрешения, была унизана браслетами. Шаль из великолепных кружев покрывала ее плечи и спускалась на атласное платье, застегнутое на обшитые бисером петли. Она была очень тщательно причесана, будто собиралась идти в церковь.

— Видите, друг мой, — сказала она Бенедикту, — мне захотелось выполнить до конца его желание: вот я одета не как невеста, а уже как супруга.

Бенедикт печально посмотрел на нее, и тем более печально, что Елена не плакала, совсем напротив — она улыбалась. Можно было подумать, что, отдав все свои слезы живому Карлу, она не находила их более для мертвого. С глубоким удивлением Бенедикт смотрел, как она ходила по комнате; ее занимало множество мелких забот, имевших отношение к похоронам Карла, и каждую минуту она показывала Бенедикту какой-нибудь новый предмет.

— Смотрите, — говорила она ему, — он это любил, он это приметил. А это мы положим вместе с ним в гроб… Кстати, — вдруг сказала она, — я чуть не забыла свои волосы, он же их так любил.

Она сняла венок, взялась за волосы, доходившие ей до колен, обрезала их, сделала из них косу и обернула ею оголенную шею Карла.

Пришел вечер.

Она долго разговаривала с Бенедиктом о часе, когда на следующий день должно было совершиться погребение. Так как было всего лишь шесть часов вечера, она возложила на него все тяжкие для, семьи заботы, впрочем, почти такие же горестные и для Бенедикта, который полюбил и Фридриха и Карла, как двух братьев. Теперь он должен был заказать широкий дубовый гроб.

— Почему широкий? — спросил Бенедикт. Елена только и ответила:

— Сделайте так, как я говорю, друг мой, и Бог вас благословит.

Она сама отдала распоряжение, чтобы для подготовки к погребению пришли в шесть часов утра.

Бенедикт во всем подчинился ее желаниям. Весь вечер он отдал похоронным хлопотам и до одиннадцати часов вечера его не было дома.

В одиннадцать он возвратился.

Он обнаружил, что комната Елены превратилась в часовню, освещенную множеством свечей; вокруг кровати горел двойной ряд больших восковых свечей.

Сидя на кровати, Елена смотрела на Карла.

Она больше не плакала и не молилась. О чем ей теперь было просить у Бога? Не о чем, ведь Карл умер.

Изредка она подносила свою руку к губам и страстно целовала обручальное кольцо.

К полуночи бабушка и сестра, которые молились и не более Бенедикта понимали спокойствие Елены, ушли в свои комнаты.

Елена печально поцеловала их, но не плакала, только попросила, чтобы ей принесли малыша: она хотела и его тоже поцеловать. Бабушка пошла за ним. Елена долго смотрела на него, держа его в руках, а потом, спящего, вернула бабушке.

Обе женщины ушли, и она осталась наедине с Бенедиктом.

— Друг мой, — сказала она ему, — вы можете оставаться здесь или пойти к себе и там отдохнуть хотя бы несколько часов. Не беспокойтесь за меня. Я лягу одетой и посплю рядом с ним.

— Поспите? — спросил Бенедикт, все более удивляясь.

— Да, — просто ответила Елена, — я чувствую себя усталой. Пока он жил, я не спала, теперь…

Она так и не выразила своей мысли до конца.

— В котором часу мне прийти? — спросил Бенедикт.

— Как вам будет угодно, — ответила Елена, — скажем, в восемь.

Потом, посмотрев на небо сквозь приоткрытое окно, она сказала:

— Думаю, этой ночью будет гроза. Бенедикт пожал ей руку и собрался выйти. Но она окликнула его.