Александр Дюма - Парижские могикане. Том 1

— От господина Лоредана, — доложил грум по-английски. — Он ждет ответа.

Сюзанна развернула листок и увидела огромный знак вопроса.

Она все поняла.

Под знаком вопроса она написала короткие строчки:

«Они женятся! Она выходит замуж за своего дурака-учителя!

Дай своей любви расчет и прогони ее… чтобы позже снова взять к себе на службу.

С. де В.»

— Вот, Дик, отнеси своему хозяину, — сказала она. — Это ответ.

Жюстен все видел, но ничего не понял. Однако что-то похожее на предчувствие неведомой беды заставило его вздрогнуть.

Он подошел к окну, чтобы посмотреть, кому будет передана записка.

У дверей в коляске ожидал красивый элегантный молодой человек. Очевидно, это был г-н Лоредан де Вальженез.

Заслышав шаги грума, он обернулся. Жюстен мог рассмотреть его лицо.

Это был уже знакомый ему молодой человек, который на празднике Тела Господня так странно смотрел на Мину, что сердце школьного учителя впервые ужалила змея ревности.

Грум передал записку молодому человеку, тот прочел ее и знаком приказал груму сесть рядом с кучером.

Не успел мальчишка вскарабкаться на козлы, как коляска стремительно понеслась прочь.

Пока в знакомом нам домике на улице Предместья Сен-Жак происходили описанные выше события, почтенный священник лет семидесяти — семидесяти двух поднимался по улице к дому Жюстена; зеваки с радостным любопытством показывали на священника пальцами, а он безуспешно пытался понять, что бы это значило.

Обитатели предместья Сен-Жак вняли заявлению аптекарши и уже со вчерашнего утра ожидали приезда священника. Едва завидев сутану и треуголку аббата Дюкорне — так звали кюре из Ла-Буя, — зеваки сказали друг другу (кто стоял поближе — словами, кто подальше — жестами): «А вот и священник!»

И так как после столь долгого ожидания кюре уже не надеялись увидеть, его появление, как мы сказали, послужило причиной всеобщего оживления.

Каждый стремился подойти к нему поближе, его обступали со всех сторон, и он шагал в сопровождении целой процессии.

Когда он остановился, озираясь по сторонам и пытаясь сообразить, куда идти дальше, какая-то кумушка с поклоном приветствовала его:

— Здравствуйте, господин кюре!

— Здравствуйте, милая! — отозвался достойнейший аббат.

Увидев, что он стоит у дома № 300 по улице Сен-Жак, а ему нужен был дом № 20 предместья Сен-Жак, аббат пошел дальше.

— Господин кюре приехал, должно быть, на свадьбу? — не унималась кумушка.

— Ну да, — отвечал кюре, останавливаясь.

— На свадьбу в дом номер двадцать? — присоединилась другая кумушка..

— Совершенно верно! — все больше удивляясь, проговорил кюре.

В это время часы на церкви святого Иакова пробили половину десятого, и он поспешил дальше.

— На свадьбу к господину Жюстену? — спросила третья сплетница.

— Он женится на Мине; а правда, что вы ее опекун? — поддержала четвертая.

Кюре озадаченно посмотрел на любопытных.

— Да оставьте человека в покое, трещотки! — вмешался бондарь, который набивал обручи на бочку. — Вы разве не видите, что он торопится?

— Да, я и вправду спешу, — подтвердил достойный священник. — Я так долго добирался! Если бы я знал, что до предместья Сен-Жак так далеко, то нанял бы экипаж.

— Да вы уже пришли, господин аббат: осталось два шага.

— Это вон там, где стоит желтый фиакр, — показала одна из женщин.

— Только что там еще стояла крытая коляска, — подхватила другая, — в ней сидел красивый молодой человек, а на козлах — напудренный кучер и мальчишка не больше дрозда, но, сдается мне, эта коляска не на свадьбу приезжала: она уже уехала.

— Я не вижу фиакра, — сказал кюре, останавливаясь и приставляя к глазам руку козырьком.

— О, будьте покойны, вы не заблудитесь, мы вас проводим до самых дверей, господин кюре.

— Эй, Баболен! Беги вперед! Скажи господину Жюстену, пусть не волнуется, кюре сейчас придет.

Мальчишка, которого назвали Баболеном и которого мы уже дважды встречали на страницах нашей книги, поспешил вверх по улице, напевая куплет собственного сочинения:

О да! Я ей скажу, скажу, скажу… О да! Я все же ей скажу!

А диалог (если угодно — триалог) продолжался.

— Вы никогда не были у Жюстена, господин кюре?

— Нет, друзья мои, мне не доводилось бывать в Париже.

— Вот как! Откуда же вы?

— Из Ла-Буя.

— Из Ла-Буя? А где это? — спросил кто-то.

— В департаменте Нижняя Сена, — ответил кто-то басом, интонации которого позаимствовал впоследствии г-н Прюдом.

— Верно, в Нижней Сене, — подтвердил аббат Дюкорне. — В нашем краю очень красиво, его называют руанским Версалем…

— Вам понравится квартира молодых!

— А какая у них мебель! Уже три недели только и видишь, как к ним возят мебель!

— Да такую, что и у короля Карла Десятого нет в Тюильри!

— Значит, господин Жюстен богат?

— Богат?! Да, богат, как церковная крыса!

— Откуда же?..

— Одни люди тратят то, что у них есть, другие — чего нет, — съязвил цирюльник.

— Не надо говорить гадости о несчастном школьном учителе только потому, что он бреется сам, а не ходит к тебе!

— Тогда уж пусть это делает как следует! А то три недели назад у него на подбородке был порез в полдюйма.

— Послушай, это его подбородок, и он может делать с ним все что хочет, — парировал мальчишка, закадычный друг Баболена. — Никто не может ему указывать: пусть хоть душистый горошек там выращивает — это его право!

— А, я вижу желтый фиакр, — заметил аббат.

— Еще бы вы его не видели! — отозвался мальчуган. — Он похож на скелет кита в Ботаническом саду, только раскрашен поярче.

— Идемте скорее, господин кюре, — заторопил его Баболен, уже исполнивший поручение, — там ждут только вас…

— Идемте! — сказал кюре. — Если ждут только меня, я готов.

Достойный пастырь собрался с силами и через несколько минут уже стоял рядом с желтым фиакром, против входной двери.

«А Париж, оказывается, еще больше, чем Ла-Буй и даже Руан!» — подумал старик.

Жюстен и Мина ждали его на пороге.

Завидев красивую пару, священник остановился и улыбнулся.

— Ах, Господи, ты в самом деле создал их друг для друга! — сказал он.

Мина подбежала и бросилась ему на шею, как в те времена, когда славный священник заходил к мамаше Буавен и когда Мине было всего восемь лет.

Кюре обнял Мину, потом отстранился, чтобы получше ее рассмотреть.

Он ни за что не узнал бы в прелестной девушке, готовой вот-вот стать женщиной, маленькую девочку, которую шесть лет назад отправил в Париж в белом платьице с голубым пояском и в голубых башмачках. Но ее нежную ласку он узнал сразу.

Оставалось еще несколько минут до того, как надо было отправляться в церковь.