Александр Дюма - Парижские могикане. Том 2

— Не волнуйся, дорогая, это ненадолго. Завтра днем я буду дома.

— Осталось только узнать, не опасное ли тебя ждет путешествие, — забеспокоилась Фрагола.

— Смею тебя уверить: нет.

— Наверное?

— Да.

— А ты мне позволишь отлучиться?

— Ну, конечно!

— Кармелита как раз сегодня вернулась в Париж; мы с Лидией и Региной сняли для нее небольшую квартиру, чтобы ей не пришлось ни о чем беспокоиться. Мы приказали перевезти туда всю мебель из павильона Коломбана. Сегодня вечером госпожа де Маранд дает бал. Регина выходит замуж или, вернее, уже вышла сегодня утром; для Кармелиты это будет безрадостный вечер, если она проведет его в одиночестве. С твоего позволения…

Сальватор поцеловал Фраголу.

— … я составлю ей компанию, — с улыбкой договорила она.

— Сходи, девочка моя, сходи к ней!

Хотя Фрагола уже получила разрешение, она еще крепче обвила шею Сальватора руками.

— Ты хочешь еще о чем-то попросить? — улыбнулся молодой человек.

— Да, — отвечала Фрагола, кивнув прелестной головой.

— Я тебя слушаю.

— Кармелита очень тоскует, и мне кажется, что если я ей расскажу не менее печальную, чем ее собственная, историю, которая однако, окончилась весьма счастливо, это ее утешит.

— Какую же историю ты хочешь рассказать своей несчастной подруге, дорогая Фрагола?

— Свою.

— Так и сделай, девочка моя, — согласился Сальватор, — и пока ты будешь говорить, тебе будут внимать ангелы.

— Спасибо!

— Где живет Кармелита?

— На улице Турнон.

— Чем она собирается заняться, бедняжка?

— Ты же знаешь: у нее великолепный голос.

— И что же?

— По ее словам, единственное, что может если не утешить ее, то хотя бы скрасить жизнь…

— Понятно! Она хочет петь, и это правильно. Лучше всех поют те, у кого разбито сердце. Передай ей, что я подберу ей учителя пения. У меня есть на примете подходящий человек.

— Ты, словно Фортунат, о котором ты мне когда-то рассказывал: помнишь, у него был кошелек, из которого он вынимал все, что ни пожелает.

— Пожелай чего-нибудь, Фрагола!

— Ты прекрасно знаешь: я хочу только твоей любви.

— Ну, поскольку ты всецело ею владеешь…

— Я хочу одного: сохранить ее.

Девушка вспомнила, что Сальватор просил ее поторопиться; она в последний раз его поцеловала и отправилась на кухню, а он пошел в спальню.

Через несколько минут оба они снова сошлись в столовой. За это время Фрагола успела накрыть на стол, а Сальватор переоделся: теперь на нем был полный костюм охотника: куртка, жилет, панталоны с высокими гетрами и бархатная каскетка.

Фрагола с удивлением посмотрела на Сальватора.

— Ты идешь на охоту?

— Да.

— Мне кажется, охотничий сезон закрыт.

— Это так, однако я отправляюсь на охоту, которая открыта в любое время: это охота за истиной.

— Сальватор! — немного побледнев, начала Фрагола. — Если бы несчастье с тобой я не считала преступлением самого Провидения, я ни минуты не оставалась бы спокойна, видя, какой странной жизнью ты живешь.

— Ты права, — проговорил Сальватор торжественно, что с ним случалось в иные минуты, — я нахожусь под защитой самого Господа Бога: тебе нечего бояться.

Он протянул ей руку.

Фрагола смахнула его рукой свою слезу.

— Почему же ты плачешь? — спросил Сальватор.

— Да, да, я сошла с ума, любимый мой! Одно меня успокаивает: ты в охотничьем костюме, а значит, возьмешь ружье…

— … и Ролана!

— О, в таком случае я совершенно спокойна, вот смотри!

И девушка подняла к нему лицо: в очаровательной улыбке, свойственной лишь юности, приоткрылись розовые губки и показались белоснежные зубы.

Они сели за стол друг против друга. Руки их были теперь заняты, зато ногами они могли касаться один другого. Рты тоже были заняты, и вместо слов они обменивались улыбками.

За ужином Сальватор был особенно внимателен к Ролану. Он назвал его Брезилем, и пес радостно запрыгал.

— Брезиль? — вопросительно повторила Фрагола.

— Да, я узнал кое-что о юности нашего друга, — со смехом отвечал Сальватор. — Прежде чем называться Роланом, он был Брезилем. Ведь ты иногда уверяешь, что до Сальватора у меня было другое имя, а до того, как я стал комиссионером, я был кем-то еще, верно? Вот так и Ролан, дорогая. Каков хозяин, таков и пес.

— Ты полон загадок, как роман господина д'Арленкура.

— А ты так же прелестна, как героиня Вальтера Скотта.

— Ты мне когда-нибудь расскажешь историю Ролана?

— Конечно, если он мне ее расскажет!

— Как расскажет?

— Ты же знаешь, что мне иногда случается разговаривать с Роланом.

— Мне тоже. Он меня понимает и отвечает мне.

— Велика хитрость! Ведь ты — это я, правда?

— Он тебе уже рассказал что-нибудь о себе? — спросила Фрагола, умирая от любопытства.

— Он мне сообщил, что его звали Брезилем, правда, Ролан, ты ведь мне это сказал?

Пес закрутился на одном месте, словно пытаясь схватить собственный хвост, и радостно залаял.

— Ты догадываешься, куда мы отправляемся, Брезиль? — спросил Сальватор.

Пес зарычал.

— Вижу, что догадываешься. А мы найдем то, что ищем, Брезиль?

Брезиль снова зарычал.

— Ты готов меня сопровождать?

Вместо ответа, пес подошел к двери, встал на задние лапы и начал скрестись, будто приглашая Сальватора: «Следуй за мной».

— Видишь, — продолжал Сальватор, обращаясь к Фраголе, — Брезиль ждет только меня. До завтра, любимая. Исполняй долг утешительницы. Возможно, мне удастся исполнить обязанность мстителя.

Фрагола снова побледнела; Сальватор догадался о ее опасениях по тому, как нежно она его обняла и как крепко пожала ему руку.

Когда Сальватор вышел на улицу, на соборе Парижской Богоматери пробило семь часов.

Сальватор направился к мосту Сен-Мишель, Брезиль гордо вышагивал впереди, опережая хозяина на двадцать шагов.

Хотя описываемые события происходили не так уж давно, в те времена существовало всего три способа преодолеть пять льё: пешком, верхом, в экипаже.

Дым железных дорог тогда едва замаячил на горизонте цивилизации.

Для простого служащего пешая прогулка в Жювизи явилась бы, несомненно, спасительным упражнением; но для такого человека, как Сальватор, то есть привыкшего много ходить, в этом упражнении не заключалось абсолютно ничего полезного.

Оставались лошадь или экипаж.

Охотник в гетрах, с ягдташем и ружьем выглядит верхом несколько странно, особенно если лошадь взята напрокат. И Сальватору ни на мгновение не пришла в голову мысль отправиться верхом.

Оставался экипаж.

На площади Дворца правосудия против позорного столба, у которого ставили приговоренных к клеймению, стояла похожая на ящик наемная двухколесная повозка, или, иными словами, «карета по желанию», названная так, несомненно, потому, что ехала она исключительно туда, куда толкало ее желание кучера.