Понсон дю Террайль - Ньюгетские подземелья

Почти месяц прошел с тех пор, когда Серый человек попал в руки полисменов, приведенных отцом Петерсоном в подземелье, куда его заманила мисс Элен.

Вероятно, мы помним, что последними его словами, произнесенными им в момент, когда мисс Элен в отчаянии ломала себе руки и умоляла отца Петерсона возвратить Рокамболю свободу, было:

— В Париже Милон и его друзья!

И, проговорив это, Серый человек с невозмутимым спокойствием отдался в руки полисменов, которые и препроводили его в Ньюгет.

Добрый губернатор его, не перестававший смеяться даже и тогда, когда провожал приговоренного к смерти в комнату, предназначенную для совершения последних предсмертных напутствий, предстал теперь в полной форме, а вдоль стен была расставлена бесконечно длинная ватага сторожей и полисменов.

Серый человек раскланялся с губернатором, как со старым знакомым.

— Опять здесь! Святой Георгий! — вскричал он, узнав, конечно, его. — Хорошую же штуку вы сыграли тогда со мной, мой милый!

— Я? — пробормотал, улыбаясь, Серый человек.

— Ну да! Ведь вы тот самый французский джентльмен, который приезжал в Ньюгет за два дня до казни Джона Кольдена?

— Верно.

— Неужели же вы думаете, что я так глуп, что еще и до сих пор не догадался, что вы сильно содействовали тогда его чудесному спасению?

— Сознаюсь, — ответил спокойно Серый человек.

— Да, мой милый, — продолжал губернатор, — вас-то не так легко будет спасти.

Серый человек молча улыбался.

— Мы окружим вас хорошим надзором.

— И хорошо сделаете, ваше превосходительство.

— Потому что вы, как кажется, — добавил губернатор, — один из главных начальников этих фениан, причиняющих столько беспокойства Англии.

— И от этого тоже не отказываюсь, — ответил опять совершенно спокойно и хладнокровно Серый человек.

— Мне кажется, что я могу почти наверное предсказать вам, что вы будете повешены через три недели или месяц.

— Благодарю вас за предсказание, ваше превосходительство.

Улыбка ни на минуту не сходила с уст губернатора во время этого разговора.

Он был чрезвычайно весел от природы, а Ньюгет, с его мрачными коридорами и решетчатыми окнами, казался ему самым очаровательным в мире местопребыванием.

— Все-таки, — начал он, хлопнув Серого человека по плечу, — я хочу сообщить вам новость, которая, наверное, будет приятна вам.

— Неужели?

— С этой минуты вы будете находиться в полном моем распоряжении.

— Знаю.

— Я вообще никому не даю отчета в том, как я обращаюсь с заключенными, и поэтому имею полную возможность смягчить тягость тюремных постановлений для тех, конечно, кто мне нравится.

— Так!

— Вы отличнейший и совершенный джентльмен, — продолжал губернатор, — то есть, по нашему английскому выражению, вы человек вполне воспитанный и потому я не хочу, чтобы пребывание в Ньюгете оставило в вас неблагоприятное впечатление.

— Вы чересчур любезны.

— Нет, я всегда любил французов. Серый человек поклонился.

— Я сказал уже вам, что вам нечего заблуждаться насчет своей участи. Не пройдет и месяца, как вы будете повешены.

— Быть может.

— А потому я и постараюсь сделать их для вас как можно приятнее.

Серому человеку оставалось только поклониться.

— Во-первых, могу вас уверить, что вам отведут весьма и весьма уютную комнату.

— А!

— Вам дадут в товарищи ирландца, так же, как и вы, фениана.

— Благодарю вас.

— Вы будете пользоваться хорошею пищей, отоплением и освещением. Если бы кое-какие книги могли служить вам развлечением…

— О, еще бы, милорд.

Титул «милорда» крайне польстил губернатору и окончательно расположил его в пользу Серого человека.

— Я еще не лорд, — сказал он, — но весьма возможно, что ее Величество королева Виктория наградит меня когда-нибудь за мою верную и бескорыстную службу титулом баронета.

— Я убежден в этом, милорд.

— Итак, вы получите книги, журналы и газеты.

— Позволите ли мне писать?

— Конечно.

Затем губернатор сделал знак, и Рокамболя отвели в назначенную для него комнату, где уже находился другой арестант.

— Барнетт, — сказал ему один из сторожей, — теперь вы не будете одни.

— Это для меня безразлично, — ответил арестант. Ему можно было дать не больше тридцати лет; его глаза были очень выразительны, а худое и бледное лицо его было обрамлено длинною бородой.

Как только сторож ушел, он обернулся и посмотрел на своего нового сотоварища.

Серый человек поклонился ему.

— Вам кажется, здесь очень скучно?

— Да, не весело, — ответил ирландец.

— Долго вы еще тут пробудете?

— Меня повесят семнадцатого числа этого месяца.

— Какое вы совершили преступление?

Ирландец ответил масонским знаком, употребляемым фенианами.

— А! — проговорил Серый человек и ответил ему другим знаком.

Лицо ирландца просияло.

Но Серый человек, сделал другой знак, которого ирландец, по-видимому, не понял. Тогда Серый человек подумал:

— Экие жалкие люди англичане, они положительно во многом уступают нам. Они теперь посадили меня с человеком, который вовсе не фениан, и думают заставить меня проболтаться перед ним. У нас в Париже таких людей называют только шпионами.

Он взял руку ирландца и, указывая другой рукой на небо, видневшееся сквозь железные решетки, прошептал:

— Будем же страдать за нашу мать Ирландию. Говоря это, Серый человек думал:

— Нет, при помощи таких молодцов свободной Англии нескоро удастся проникнуть в тайны фенианизма, — в этом я могу дать честное слово Рокамболя!..

Губернатор сдержал свое слово и прислал Рокамболю газеты, из которых он и узнал, что за мисс Элен следят в Париже.

— Нужно, значит, как-нибудь иначе дать знать о себе, — подумал он и решил сделать находящегося с ним арестанта-шпиона своим другом.

Это ему удалось очень скоро и легко, при помощи той чарующей силы, которой он побеждал не только женщин, но даже и мужчин.

Тогда Рокамболь научил его: надо сообщить сторожу, который навещал их ежедневно, что ему удалось узнать кое-что.

Шпион был тотчас же вызван к губернатору и показал ему, что будто бы Серый человек сообщил ему, что один из главных предводителей фениан. боясь ареста, перевел всю свою деятельность в Париж, где собираются целые массы фениан.

— Этого фенианина, — добавил он, — зовут Рокамболь.

— Странное имя, — заметил губернатор, — но это известие стоит золота, и ты получишь его.

— Надеюсь, — ответил Барнетт, — потому что я не вор, а полисмен и не могу разыгрывать роль арестанта, приговоренного к смертной казни, ради одних только прелестных глазок королевы Виктории.