Понсон дю Террайль - Любовные похождения Лимузена

— Да.

— Да ведь он мой приятель.

— В самом деле? — вскричал обрадованный англичанин.

— Если вы знаете Серого человека, так вы должны знать одну девушку по имени мисс Элен.

— Мисс Элен! — вскричал Шокинг (так звали англичанина), — да ведь это злейший враг Серого человека.

Милон откачнулся.

— А мы еще за нее хлопочем, — прошептал он. — Но чем же вы мне это докажете?

— А вот пойдемте со мной, — проговорил Шокинг, — Дженни и ее сын подтвердят вам это.

— Кто это Дженни? — спросил Милон.

— Это мать Ральфа.

— А Ральф кто?

— Это будущий вождь обновленной Ирландии, — я их привез по приказанию Серого человека, он нам дал немного денег и кредитное письмо на ваше имя, но неделю спустя меня обокрали, и я с ними остался без всяких средств к пропитанию.

— Отчего же вы не жаловались?

— Те, кто нас обокрал, не боятся законов.

— А где женщина с ребенком?

— Она живет в одной конуре со мной около госпиталя Лурчин.

— Отлично, — сказал Милон, — мне туда нужно сейчас ехать. Подождите меня здесь, — прибавил он, — я забегу на минуту домой.

Придя к себе, Милон написал Мармузэ следующую записку:

«Кража не нужна. Я узнал от того англичанина, который был у них, что мисс Элен — злейший враг господина и ищет его погибели.

Не уходите, я сейчас вернусь.

Запечатав записку, он отдал ее горничной и велел передать господину, который приедет в 4 часа.

В три четверти четвертого явился Мармузэ и, прочтя Милонову записку, написал ему следующий ответ:

«Дурак. Англичанку во всяком случае надо освободить и держать в руках.

Я уношу твои сто тысяч франков и советую тотчас же заявить о пропаже полиции.

Написав записку, он отдал ее горничной, а сам с деньгами удалился.

Затем он направился к подвалу, где они всегда собирались на свидание, и, там переодевшись, пошел спокойно домой.

Милон с Шокингом ехали по улице Луфсин. На одном из домов виднелась вывеска: «Милон, подрядчик».

— Здесь, — проговорил англичанин.

— Это моя контора, — сказал Милон.

— Да, я, увидев эту вывеску, обратился к вам, но так как вы меня дурно приняли, то я и решил больше вас не беспокоить.

Во время этого разговора какие-то два англичанина следили усердно за ними. Шокинг вдруг вздрогнул.

— Что с вами? — спросил Милон.

— Вон видите… это, кажется, двое англичан, они, кажется, следят за нами.

— Вот глупости какие, что же они могут иметь с нами общего?

Разговаривая таким образом, они дошли до квартиры англичанина.

Говоря про свою нищету, англичанин ничуть не преувеличил.

— Вам нельзя тут больше оставаться, у меня дом большой и для вас хватит там места; вот вам десять золотых, купите для всех одежду и приезжайте в улицу Мариньян.

Затем, вспомнив про Мармузэ, он удалился. Два англичанина все еще следили за ним.

— Надо узнать, зачем этот толстяк ходил к ним.

Читатели, вероятно, уже узнали в этих двух англичанах сэра Джеймса Уда и его товарища.

— Эдуард, — сказал сэр Джеймс, — мы, кажется, напали на след Шокинга, Ирландки и ее сына. Лорд Пальмюр и отец Петерсон обещали мне выдать десять тысяч фунтов стерлингов, если я им привезу этого ребенка, значит, надо взяться за дело. Когда Шокинг выйдет, вы его заведете куда-нибудь часа на полтора, а остальное уже поручите мне.

— Что же вы будете делать?

— Я сделаюсь фенианом и пойду к Ирландке.

В это время вышел Шокинг, и двое полицейских разошлись.

Мы уже знаем, что Шокинг, находясь в тяжелых условиях, был ужасно расчетлив, экономен, но зато, когда появились деньги, ему захотелось себя показать.

В конце улицы он сел в омнибус, с ним же вместе сел англичанин.

Шокинг не узнал в нем полицейского.

Между ними завязался разговор, и, когда они вышли из омнибуса, сэр Эдуард предложил Шокингу пообедать, на что последний не замедлил согласиться.

Таким образом полицейский задержал его на час, затем отпустил, а сам остался в ресторане.

Шокинг пошел купить одежду.

Войдя в магазин, он преобразился в джентльмена, и затем хотел идти домой за Дженни и ее сыном.

В Люксембургском саду ему снова попался сэр Эдуард.

— Пойдемте выпьем бутылку портвейну, — предложил Шокинг сэру Эдуарду.

Они вошли в ресторан, где Шокинг окончательно напился, и остроумный сэр Эдуард попросил хозяйку вынести его на Люксембургский бульвар, где он протрезвится и, вероятно, опять придет сюда.

Просьба его была в точности исполнена.

Спустя четыре часа Шокинг проснулся и стал приводить в порядок свои мысли.

Наконец он нанял карету и велел как можно скорей ехать в улицу Шан-де-Алуэт.

Но каково же было его удивление, когда он застал дверь комнатки отпертой и в ней не было никого.

Из соседней конурки вышла швея и сказала:

— Ваша жена и сын уехали.

— Куда, зачем, когда?

— За ними приехал один из ваших соотечественников.

— Англичанин?

— Да.

Волосы его поднялись дыбом. Тогда он понял все: вежливое обращение англичанина, встретившего его на дороге, и все остальное, происшедшее с ним.

Милон, придя домой, прочел записку, оставленную Мармузэ, затем, дождавшись десятников, сказал им:

— Что за странный человек этот англичанин, пишет, что это невежество, что я опоздал на несколько минут, пойдемте я вам дам план второго этажа.

Оба десятника пошли за ним.

Он вошел в контору, затем, отворив дверь кассы, громко вскрикнул:

— Обокрали, у меня украли все деньги!

Его жалобный голос был так искусно подделан, что десятники даже не подумали усомниться в истине его слов.

Милон бросился в другую комнату.

— Давно уехал этот англичанин? — спросил он у горничной.

— С четверть часа.

— Куда?

— К Елисейским полям. Милон выбежал на улицу.

Горничная и оба десятника последовали за ним.

— Хозяин, — сказал один из десятников, — лучше всего обратиться к комиссару полиции.

— Да, ты прав, мы поедем все.

У комиссара Милон дал показания, а горничная и десятники сделали свои добавления

— Я передам вашу жалобу, — сказал комиссар. — У нас, кажется, есть два агента английской полиции, они, вероятно, знают устройство вашей кассы, — но только ведь вы знаете, что они даром ничего не делают.

— Я готов им дать даже двадцать пять тысяч франков, если они найдут мне деньги.

Комиссар пошел на квартиру к Милону, чтобы удостовериться в краже денег.

Когда все это кончилось, Милон заперся в кабинете, как человек, убитый горем, но, в сущности, он был в самом лучшем настроении и, вполне довольный так удачно разыгранной комедией, принялся сводить счета.

Вдруг горничная постучалась к нему в дверь.

— Ах, господин, — сказала она, — еще какой-то человек пришел с плачем.. опасайтесь его, сударь… я боюсь за вас.