Дороти Даннет - Игра кавалеров

В положенное время и остальная причудливая компания, вопя во всю глотку, направилась ко второму мосту. В самом центре скакал Тади Бой, мысли которого уже слегка затуманились: он пытался осознать истинное значение того, что только что услышал, и в то же время предчувствовал с философской покорностью судьбе, что кризис, которого он ждал, вот-вот наступит, а люди брата отосланы домой. Однако же в целом он не слишком беспокоился, ибо был чрезвычайно, до блаженного самозабвения пьян.

Он забрал маску у лорда д'Обиньи, которому та, казалось, надоела, и всю дорогу, пока они поднимались по откосу, миновав мост, а затем въезжали в замок через Львиные ворота, безуспешно пытался привести себя в чувство.

Клубы тумана, как огромные тюфяки, лежали вокруг замка. На их фоне фонари казались поблекшими, а все окружающее подернутым дымкой и выцветшим. Внизу под холодным ночным ветром медленно струилась черная река.

Никто, однако, не пересек Луару вплавь этой ночью. Трагедия произошла в самом замке, где под огромным навесом у королевских покоев собрался весь шотландский двор, чтобы посмотреть на беснующихся беспечных удальцов из свиты французского короля.

В Амбуазе высились две башни, повозки и лафеты можно было втащить туда, карабкаясь по крутому, выложенному булыжником пандусу, почти тридцати футов шириной, на котором могло разместиться до четырех всадников в ряд. Однако сегодня он был пуст. Вдоль всего крутого ската, протянувшегося от дворца к берегу, факелы вспыхивали ярким пламенем. За высокими окнами черные, как ночь, щели в двенадцатифутовых стенах были завешаны гобеленами; туман, поднимаясь от реки, клубился у монастыря, заполняя ров, полз по влажным стенам и его, словно дым, наносило в широкие ворота, увенчанные гербами.

Наверху, в широком дворе, столпились всадники, выстраиваясь в ряд, нарушая строй и перестраиваясь заново. Неподвижные фонари превращали в светлячков драгоценности на сбруе и одеждах; плащи развевались с шелестом, как крылья огромных птиц; ятаганы сверкали, шнуры от навеса, раздуваемые сквозняком, переплетались, как паутина или как узелковое письмо перуанцев. Кто-то затрубил в раковину — и Сент-Андре, с серьгой в ухе и тюрбаном на голове, улыбаясь, окинул взглядом все увеличивающуюся толпу.

Ричард, прекрасно владеющий своим лицом, стоял рядом с королевой-матерью и молча, спокойно наблюдал за происходящим. Он видел, как видам, совершенно пьяный, едва державшийся в седле, с трудом собирается с силами; Лоран де Женстан, сильно надушенный, одетый в красную парчу, ощупью ловит оброненные поводья своего мерина; лорд д'Обиньи мечтает втихомолку очутиться подальше отсюда, в любом другом месте, и одновременно смакует необычное, восхитительное приключение; и, наконец, слитая с ночной тьмой, со странной, зловещей маской у луки седла, расхлябанная фигура брата, впритык к принцу Конде, окутанному плащом из зеленых перьев.

Подняли платок. Когда он взмыл вверх, Лаймонд повернулся к безликой толпе шотландцев, поднял руку и небрежно помахал. При тусклом свете его лицо казалось одновременно и пьяным, и напряженным, как две недели назад у него в комнате. Он, казалось, плохо отдает себе отчет в происходящем, но Ричард не удержался и помахал в ответ. Затем белый платок упал, и нестройная толпа всадников рванулась к склону Тур-де-Миним.

Они стремительно, как парящие дельфины, ринулись вперед ликующей стаей. Ацтеки и мусульмане, богатые, своенравные молодцы: гривы коней, волосы и плащи всадников развевались по ветру. Вот все столпились на мгновение у широких ворот и устремились вниз по крутому скату.

Стиснутые с боков, соприкасаясь седлами и стременами, притиснутые к каменной стене, они заполонили широкую спираль и, придерживая коней, струились по склону, вдыхая запах навоза и лошадиного пота во влажном воздухе. Ночь позади них светилась огнями, проплывали высокие крестовые своды, мелькали толстые стены, и топот копыт заглушал последние проблески мысли.

Все кричали, не отдавая себе отчета; бряцали уздечки, звенели подпруги, лошади ржали, копыта с силой били по булыжнику, вызывая невыносимо громкое, с ума сводящее эхо. Первым скакал лучник, за ним — Конде и де Женстан. Тади Бой был следующим: он, повинуясь инстинкту, несся среди этой беспорядочно катящейся лавины, и д'Энгиен, присматривавший за ним, прижимался к его боку. Следом мчались видам, Сент-Андре и дюжина остальных. Д'Обиньи, на красивом лице которого читалась какая-то решимость, оказался в числе отставших.

Кони спотыкались, оскальзывались, некоторые всадники уже упали и с яростью были отброшены с дороги. Склон, подернутый желтой дымкой тумана, становился книзу все круче, и молодые всадники на великолепных скакунах в неудержимом, бешеном порыве летели, натянув поводья, все быстрее и быстрее по снижающимся виткам спирали, и густой туман кружил у них за спиной.

Веревка была протянута поперек дороги перед последним поворотом. Лоран де Женстан, скакавший впереди, так никогда и не узнал причины своего падения. Раскинув руки, молодой человек повалился на бок, одна нога застряла в стремени, и он со страшной силой ударился о стену — звук удара потонул в адском грохоте и гуле.

Он умер, и его припудренное лицо окрасилось кровью, но лошадь осталась живой, чтобы убить следующего всадника, на всем скаку врезавшегося в ее мощный круп и упавшего под железные копыта. Затем, как поток, бьющийся о скалу, приближающиеся лошади налетели на все возрастающую груду упавших, сами тоже падали и, разбитые, скатывались вниз.

Среди них, влекомый д'Энгиеном, который сжимал его поводья в потных руках, был и Фрэнсис Кроуфорд из Лаймонда; и он упал, и разбился, и откатился в сторону, и распростерся беспорядочной грудой окрашенных алым перьев, как подстреленная птица в причудливой спиральной клетке. В потоке падающих людей и лошадей факелы на последнем витке спирали погасли, погрузив трагическую сцену во тьму и туман. Сваленные в кучу, как марионетки, в темноте громоздились изломанные люди и покалеченные лошади; последним повезло больше — за исключением тех, которые кидались вниз, в густой мрак, перелетали через плотную шевелящуюся массу и, ударяясь о каждый поворот, кувыркались по склону. Человеческие останки и обломки предметов были разбросаны вдоль всего холма.

Ричард находился среди тех, кто в мерцающем смутном свете вновь зажженных факелов начал душераздирающую работу по спасению упавших. Он видел, как их одного за другим поднимали, оттаскивали, уносили и укладывали на импровизированные носилки. Сент-Андре, бесценный фаворит короля, упал, как на подушку, на зеленые перья соперника и круп мертвой лошади — он получил только глубокую рану на ноге. Стонавшего видама вынесли в полуобмороке со сломанной ключицей и вывихнутым коленом. Де Женстан был мертв, Д'Обиньи — без сознания, одежда его была в крови, но пульс бился ровно. Д'Энгиен тоже был весь в синяках, но в остальном цел. Принц Конде упал довольно удачно, но на него свалилась его лошадь, а затем — лошадь Сент-Андре, в результате сломаны бедро и рука, что еще — определить было невозможно, так как он отчаянно отбивался от любой попытки помочь ему и кричал. Вынесли еще двух человек с закрытыми лицами. Ричард склонился над каждым и приподнял ткань. Оба были незнакомцами.