Дороти Даннет - Игра кавалеров

Вервассал больше не стал ждать. Он встал, видный неясно в сумерках, наклонился, зажег свечку от огня и бережно отнес ее к канделябру у двери. Ветвь серебряных подсвечников ожила, свет заискрился на табарде, золотистых волосах, локонами ниспадавших из-под красной бархатной шапочки. Лицо оставалось в тени.

— Я вернусь через два дня, — заявил герольд. — Сообщите де Шемо, если захотите увидеть меня раньше.

Руки Хариссона, как птичьи лапы, вцепились в стул, его голова и неприкрытые волосами длинные уши отбрасывали нелепую тень на стену.

— Не захочу, — заявил он. — Кем бы вы ни были, хоть дьяволом, — я не захочу.

В золотом свете лицо его собеседника сияло, словно сделанное из алебастра.

— Боже мой, да вы словно не от мира сего. Неужели до сих пор не догадались? — мягко спросил герольд. — Посол знает — и это не секрет, уверяю вас. Мое имя — Фрэнсис Кроуфорд из Лаймонда. Мой брат — лорд Калтер. Я, конечно, не имею постоянной должности при дворе, но за неимением лучшего являюсь герольдом ее высочества принцессы Марии, вдовствующей королевы шотландской.

Маленькие костлявые руки Хариссона разжались, отчаянный взгляд круглых глаз сделался напряженным:

— Вы тот человек… — Хариссон оборвал фразу, затем громко, пронзительно расхохотался. — Бы Лаймонд? Боже мой, он и тут попал впросак! Вы тот человек, которого Робин Стюарт, как он полагает, убил!

— Да, надо признаться, не самый его сногсшибательный успех. Теперь вы понимаете, почему мне хочется встретиться с ним. К тому же, как вам, возможно, известно, граф Леннокс — мой старый, любимый враг, и он, наверное, уже знает, где я. Это значит, что он сделает все возможное, чтобы убедить Уорвика поберечь Робина Стюарта и сорвать наши с послом планы. Обдумайте все, что я сказал, дорогой Хариссон. Ваш выбор — Франция или Уорвик, Леннокс и смерть.

Еще минуту Вервассал постоял в дверях, чуть склонив голову, со строгим выражением лица, как будто сам он осуждал вульгарную драматичность собственной речи. Затем, нетерпеливо и с неудовольствием пожав плечами, открыл дверь и вышел. Стражники закрыли ее, и Хариссон, согнувшись, с трудом удержался, чтобы не уронить голову на руки: не годилось все же окончательно портить прическу.

Доклад Лаймонда показался де Шемо до крайности лишенным содержания. В сущности, герольд только и сказал:

— Мне очень жаль. Мы потеряли его. Думаю, это я плохо повел дело. Рассчитывал, что у него, как у брата, есть металл в сердцевине, а он развалился, словно гнилой плод. Он сделает то, что Уорвик прикажет.

По возвращении Лаймонд сбросил яркую табарду. Теперь, когда он направился к стулу, де Шемо обратил внимание на то, что шотландец сильно хромает. Посол заметил:

— Было бы хорошо иметь признание Хариссона, но и без него можно обойтись. Следует только намекнуть Уорвику, что нам известно о заговоре. Правда, прямых улик у нас нет, только косвенные, но и намек отпугнет его. Я в этом уверен.

— О Бог мой, и я тоже, — отозвался Кроуфорд, впервые на глазах де Шемо проявляя нетерпение. — Даже Хариссон понял бы это, если бы хоть на пару минут смог вернуть себе самообладание. Этот мерзкий маленький навозный червь может признаться или промолчать, как ему будет угодно. Просто я хочу заполучить Робина Стюарта прежде, чем кто-то другой его схватит, вот и все.

Брайс Хариссон не послал за Вервассалом. Но когда два дня спустя Лаймонд пришел, как и обещал, за ответом, Хариссон приветливо поздоровался с ним и принялся болтать без умолку, рассылая пригоршнями испанские и немецкие выражения. Он сообщил, что, поразмыслив, решил признаться.

И чтобы доказать это герольду, шерифу и всем, кто готов был слушать, он подробно рассказал историю своего сговора со Стюартом, своего сближения с Уорвиком, упомянул и о своей попытке продать Стюарта Франции. Он говорило обо всем твердо, смело, будто наслаждаясь собственной неприглядной речью. Это поставило шерифа в тупик. Тот никак не мог понять, как можно с таким пылом объявлять себя предателем. Действительно, во всем этом была какая-то нарочитость, подтвердившая подозрения Лаймонда. Наедине с кающимся он пробыл только пять минут. У него не было необходимости говорить: Хариссон сам выложил все.

— Боюсь, вы сочтете меня глупцом, — заметил Хариссон. — Смысл ваших слов дошел до меня сразу после вашего ухода. — Он неожиданно разразился своим пронзительным смехом. — Кажется, бедный шериф совершенно поражен услышанным. Это уже достигло до Уорвика, и теперь, конечно, они узнают, что я сообщил и вам. Все будет очень просто. А теперь я должен рассказать вам о Стюарте?

— Да.

Левая рука Лаймонда, которой он, всегда опирался на трость, затекла, он сделал шаг назад и прислонился к стене.

— Стюарт на кирпичных заводах в Ислингтоне. Вы должны прийти в определенное место и свистнуть, тогда мальчишка приведет его. — Хариссон живо обрисовал это место, Лаймонду ничего не оставалось делать, кроме как записать услышанное и уйти.

Лаймонд один отправился в Ислингтон, верхом, хотя это было для него еще не просто. Он свистел, но никакой мальчишка не появился, он искал, но Робин Стюарт исчез.

Голые поля, печи для обжига извести, грязь и булыжники Ислингтона в последнее время подходили Робину Стюарту: так древний унылый пейзаж некогда составлял среду обитания для ископаемых животных. Из-за вероломства Тади Боя отброшенный назад к своей службе у язвительного лорда д'Обиньи, Стюарт согласился исполнить ненавистное поручение и поехать в Ирландию, а его милость без слов дал лучнику понять, что по возвращении его станут терпеть поблизости от хозяина.

На борту корабля это соглашение потеряло большую часть своей привлекательности. Всю дорогу до Ирландии Стюарт вынужден был сносить вкрадчивую самонадеянность Джорджа Пэриса. С лордом д'Обиньи ему не выбиться в люди. Ему не выбиться в люди ни с кем из тех господ, кому он служил, кому завидовал, кого так резко осуждал. То, чем он обладает, нужно выставить на продажу в Англии.

Стремительность принятого решения сама по себе принесла свободу. Этого решения он держался, преодолевая все трудности пути до Лондона: двухколесный экипаж, рыбацкое судно до Шотландии, лошадь, купленная на деньги, предоставленные французским королевством на расходы, связанные с путешествием Кормака О'Коннора.

По приезде в Лондон он разыскал Хариссона и больше не был одинок. Он наслаждался, замышляя заговоры. Это всегда доставляло ему удовольствие, начиная с самых ранних попыток во Франции, совершенно независимо от воздаяния, которое он надеялся получить. Когда по прибытии в Дьеп Дестэ сообщил ему, что О'Лайам-Роу представляет для них опасность и его следует убрать, он принял спешное решение, столь же впечатляющее, как и вознесение Тади Боя на мачту, и они с Дестэ устроили пожар на постоялом дворе.